ИВЛ | Главная | Совместное (Zella & Marstem) | «In Deserto» |
Awake |
НЕСПЯЩИЕ В АНГАРСКЕ.
Part I. Inside.
…Чувствую всей усталой, словно воспалённой, спиной каждую шершавинку холодной бетонной стены. Глаза как песочные часы пересыпают в зрачках время резкой слепящей болью и тупым ноющим зудом. Головой бы в парту – и, не чувствуя удара, тут же погрузиться в смурной давящий туман необходимого обезумевшему мозгу сна.
Из невообразимого далёка доносятся отрывочные фразы лектора, и, как из случайных паззлов, сознание пытается сложить из них осмысленную картину, но само не может понять – получается или нет. Мир вокруг плывёт и тает цветными пятнами, и мысль только одна: «Спать!», но даже, наверное, не с восклицательным знаком – сил не хватает.
Выползаю, выцарапываюсь, выкарабкиваюсь из топкой трясины полубреда, но по лицу словно пощёчинами – шлёп! шлёп! – полуптицы-полурыбы хлещут своими крылатыми плавниками и гибкими телами, обвивая меня со всех сторон идеями и ассоциациями, которых я не хочу – именно сейчас. Чёртовы глюки, почему они постоянно появляются не вовремя!
Спать, спать! Каким же богам молиться, чтобы солнце быстрее катилось по обледеневшему небосводу и стрелки часов превысили свою предельно допустимую скорость – 360 град. в час для минутной стрелки.
А впрочем, все желания атрофировались, и всё, что я могу – покориться своему состоянию жизнерадостного зомби.
Part II. Undreaming.
|
Распустив по ветру косы, |
4.12.2001
…The day’s divinity – |
Part 0. From In- to Outside.
На солнечных часах – полночь. Пора вставать. Встаю. Не забываю покормить лохматых полуптиц-полурыб, сидящих в клетке и издающих жалобный писк – надеюсь, это от голода, а боль от отрезания крыльев уже прошла. Слышу странный гул – будто кто-то дудит в огромный горн – надеюсь, это у меня в ушах, а не очнувшийся после пьянки архангел Михаил решил вдруг развеяться.
Смотрю через вечно задёрнутые шторы на небо – неба не вижу (хорошие, плотные шторы), нечётким силуэтом пробивается только луна – точнее то, что от неё осталось, когда кто-то откусил кусок. (Hi! Передавай привет Наталье, которая тебя любит.) Последняя сигарета, последняя спичка, но поражённым бронхитом лёгким и этого уже слишком много – на пятиминутную вечность захожусь в разрывающем на части кашле. Уф-х… Уже лучше. Что дальше по программе? Ага, здесь стоит вызов локальной процедуры «Пить_Кофе». Пью кофе… Так, дальше – условный переход на метку «Ест_Потр» (надо же, у меня есть выбор!) – нет, условие не выполняется, не хочу пока – then пропускаем. Что-то дальше? Достали! А не нажать ли мне Ctrl-Break… «Выполнение прервано. Для модификации кода вам необходимо иметь права доступа администратора.» Вот так всегда… Программа как на ладони, даже видно несколько ошибок, которые уже совсем скоро проявят себя, но исправлять нельзя, а администратора снова нет. Хорошо хоть, что знаю несколько cheat-кодов, а то давно бы уже low-level-отформатировался…
Всего одна попытка, не всегда действующие коды, но – играем дальше! Дальше – я танцую. Под оглушающие риффы Тишины. Дальше – я смеюсь. Смех ручьём. Затем скотчем прикрепляю полуптицам-полурыбам трофейные уши розового слона – сойдёт за крылья. Выпускаю их наружу. Они, прокричав что-то по-английски про какую-то Венди, уносятся прочь. Fly on, Little Wing!.. Жизнь прекрасна! Они так говорят… Иногда они правы.
Несложная комбинация пальцами – код сработал. Я иду к Тебе. Нам, кажется, ещё есть о чём помолчать… Прогулка. Потом провожаю до дома. Крыльцо. Лёгкое рукопожатие. Взгляд во взгляд. В этот раз что-то не так… Интенсивно пуская пар, чтобы согреть окружающее пространство, бреду домой… Мысль. Точит…
(«Программа выполнила недопустимую операцию…»)
Мы потеряли нашу Непосредственность?
…And Pain is the second. |
Part 1. The Spoils of War.
|
Пушистые хлопья устало |
7.12.01
Part III. Sweet Dreams.
(необходима ссылка на From In– to Outside)
Жизнь летит мимо, напялив карамельно-розовые слоновьи уши (наверное, трофейные), кое-как прилепленные к её горбу прозрачным скотчем, и руля пришпиленным к заднице на ржавую кнопку ослиным хвостом. За ней ковыляет колченогая смерть, тщетно пытаясь прихлопнуть мухобойкой, выменянной на старую тупую косу три дня назад – вместе в большим душистым косяком. И вот теперь костлявая тщится понять – а не галлюцинация ли это странное существо, так бесцеремонно гадящее на головы нижестоящих?
Полночь. Маски сброшены, и над всем воцарилась… Хотя, это уже где-то было. Король бесплатно раздаёт прописки чудовищам в маленькие городки Мэна, а красавицы, почему-то неспящие, с крестами-нашивками на рукавах перевязывают и перевязывают пуповины, останавливая ток крови от матери-земли младенцам-звёздам, и они меркнут, умирая. А, может, просто наступает утро?
Где ж наша непосредственность? Не-посредственность. Что-то припомнить не могу, а была ли когда-нибудь Посредственность? Или это от другого чего-то, непо-сред-ственность, например. Тогда, если она – не, то, может, посубботственность осталась, или там ещё что-то в том же духе. Хотя… «распущенной, и не играть словами…» как-то не получается. Всё-то у меня игра слов, но… Словно слонов. И поди разбери, что к чему. Они ж хитрые, друг за другом след в след ходят. Дорожат, видно, своими ушами: слова – теми, в которые влетают, слоны – теми, в которые влетает.
И вот сон – карамельные слоны пьют хрусталь из шампанских бокалов в посудной лавке, и тают, обмахиваясь огромными ушами, закусывая странной то ли селёдкой, то ли курицей. Пиф-паф! Разлетаются в прах осколки слонов-копилок смыслов, и хромой работник тира презентует меткому охотнику главный приз – мухобойку, ибо что может быть труднее, чем отмахаться от назойливой жизни?
Part IV Do you dream of me?
(аккуратно пришивается к остальным частям)
Идём. Молчим (чёрт, надо было проследить, чтоб написали хороший душещипательный саундтрек, вроде как у «Титаника»). Теряем. Учимся доверять.
Зачем?
Плечи изорваны в клочья знакомыми когтями, но рыжая шкура уже лежит в ногах, лаская кожу мягким волосом. Парадоксальность кошек в том и состоит, чтобы мгновенно превращать нежность в жестокость – и наоборот (похоже на меня, правда?).
Я не играю.
Я не играю.
Я не играю. (самой бы в это поверить)
Well-well-well. Самой-то себе трудно соврать. Но я не лгу, isn’t it?
А ещё не врут звери.
А ещё…
Мне стало ужасно интересно, какие же кресты нашиты на рукава красавицам, и не становятся ли они от этого опаснее, чем чудовища? Все мы до поры до времени способные ученики.
Я отражаюсь в твоих глазах, а ты – в моих. Что же, выпьем, ДРУГ?
|
Подумай, мой друг: с отраженьем |
10.12.01
…Сомнения стали страстью, |
Part 10. Injection… Of Ravings.
Интересно, что некоторым вещам можно удивляться вновь и вновь – они не теряют своей прелести от многократного повторения, не входят в привычку. Ещё с раннего детства завораживало зрелище преломления предметов при опускании их в воду – вот и сейчас ребёночек, меняющий третий десяток, восхищённо наблюдает за тем, как его рука искривляется под невообразимым углом, при этом становясь короче. Чем глубже опускаю руку, тем меньше она становится – этот угол как бы откусывает кусочки из середины руки, забирает её как плату за шоу. Ух-ты!.. Наконец, рука, ставшая карликовой и какой-то чужой, достигает своей цели, и я отвлекаюсь от созерцания волшебства – и всё-таки ВОЛШЕБСТВА! Что бы там не говорили физики.
…Подцепив очередные две бутылки «Жигулёвского», поднимаю их со дна заполненной холодной водой джакузи и возвращаюсь в поглотивший маленькую кухню туман из сиреневого дыма. Решаю перестать льстить себе и сохранить последние два оставшиеся зуба – поэтому, наконец, достаю из горы грязной посуды спецустройство, и вскоре крышки летят к солидной уже куче таких же крышек вперемешку с осколками зубов.
На мгновение закрываю глаза, чуть напрягаюсь – и вот уже ты сидишь на табуретке рядом со мной. Протягиваю тебе одну бутылку, и только собираюсь открыть рот, чтобы произнести тост – как ты опережаешь меня: «За нас!» Посмотрев на человека с поднятой бутылкой, находящегося в твоих глазах (а пора бы мне и побриться…), улыбаюсь, затем фокусирую взгляд на другое расстояние – только не могу понять, дальше или ближе, сдаётся мне, что эти категории здесь неуместны. Итак, теперь я вижу тебя. Это ведь ты? Или опять мне что-то кажется – очередное отражение? Ну уж дудки, хватит! Это ты – и никто другой!!! «Wow, I’m sick of doubts», – произносит появившееся на мгновение ухмыляющееся видение длинноволосого, обтянутого в змеиную кожу человека с грустным взглядом и пивным брюшком. Я махнул рукой, и видение исчезло. Остались опять только мы – я и ты. Ну, или – только наши отражённые от стен силуэты, кому как.
Ты закурила сигарету, очевидно опять позабыв, что не куришь – эх, девичья память! Я тоже закуриваю. Подбрасываю в неизвестно как здесь очутившийся камин очередную порцию спичек. Курю. Белый дым, белая линия. Как-то слишком просто курится эта белая линия жизни. Но я не успеваю задуматься над этим вопросом – откуда-то сверху, где, как мы думали, находится потолок, нам на стол падает горячая лепёшка, и сразу же за этим мы слышим звонкий смех. Смотрим наверх, но только успеваем заметить краем глаза, как нечто лохматое, шаркнув по краю стены нашей кухни, утянулось каким-то другим «нечто» – наверное, хозяином. Это первое нечто напомнило нам что-то из далёкого и прекрасного, то ли метёльного, то ли совкового, детства – настолько далёкого, что дети тогда ходили только строем, а на телевизоре работали только две кнопки переключения каналов, а о прекрасных дамах и благородных рыцарях ещё слыхом не слыхивали – то ли их ещё не придумали, то ли их забыли, то ли не было нужды ни придумывать, ни забывать, т.к. тогда это всё было реальностью, НЕ-отражением…
Ладно, не успели так не успели – синхронно пожимая плечами, опускаем мы взгляд. И сначала замечаем, что странный гость оставил ещё один подарок – дождь из золотой чешуи и полинялых перьев. Второе, что мы замечаем – это то, что находимся уже не на кухне…
Part 11. And the Road becomes…
Дорога. Из розового кирпича. С размёткой шириной в полметра – Белая Линия. Мы на ней. На линии. С обеих сторон нас обтекает поток носящихся в разные стороны металлических монстров. Носящихся так быстро, что всё сливается в одну сплошную безличную чёрную массу, этакую застекольную составляющую зеркал. И мы находимся посредине всего этого. Некоторое время мы наблюдаем (в) этот ртутный поток вокруг нас (ах, опять растрепалась причёска!). Потом, не сговариваясь о направлении, одновременно поворачиваемся в одну и ту же сторону.
Полметра. Не так уж и много. Плечо к плечу – или следом? Чистый Взгляд – или кошки-мышки? Маугли и Багира – или Хорь и Соболь? Общее одеяло – или перетягивание каната? Ладонь в ладонь – или лапа в лапу?..
А там, где линия сливается с горизонтом, уже восходит солнце. И оно, что странно, не слепит. А по краям дороги виднеется тёмный лес. Порой оттуда сквозь гул носящихся машин до нас доносится монотонное пение – панихида по ещё одному Последнему Романтику и рождение очередного Злобного Циника. А над нами небо – всё в звёздах. И они становятся всё ярче, несмотря на то, что уже восходит солнце. Ветер уносит последние капли чего-то с наших лиц. Это хороший ветер. С его помощью мы где-то сотворили тёплый летний дождь. Под этим дождём скоро будут гулять, взявшись за руки, те, кто позднее пойдёт вслед за нами. Они уже идут. Может быть, они – это тоже мы.
И вот мы собираемся сделать шаг по белой полосе.
А всё-таки мы так и не решили: плечо к плечу – или следом…
Или решили? (Wow, I’m sick of doubts…)
Мы решили.
За нас, Друг!
11.12.01
Appendix A. Plagiarism.
(изобретать велосипед?…)
|
Лишь стоит по прозрачности стекла Автор: RAIN |
Перепиши свои стихи |
Part V (12 по Марстему). Crossroads.
…Всю ночь игравший в шахматы со своей верной подругой в полупрозрачной белой рубашке, а ныне невыспавшийся красноглазый Архангел Михаил, тяжело подняв русую голову с подушки, подумал было, а не пнуть ли ему будильник, но, решив, что на это уйдёт слишком много усилий, просто уронил на кнопку отбоя стотонный палец и начал решать извечную дилемму: «Встать или не встать?», зная, что всё равно придётся вытягивать сопротивляющееся тело и обмякшие крылья из ласковых объятий одеяла. Наконец роковое решение созрело, и по предутренней темноте он потащился на кухню ставить чайник и далее в маленькую жаркую ванную плеснуть в лицо пару горстей холодной воды. Стараясь не встречаться взглядом со своим, укоряющим его измождённым видом, отражением в зеркале, снова протопал на кухню, мельком подивившись неизвестно откуда взявшемуся узору из белых линий на полу в коридоре, достал из шкафа слоновьи уши быстрого приготовления, залил их кипятком и насыпал в чашку пару ложек кофе. В стотысячный раз вынул из полупустой пачки сигарету, прикурил и глубоко затянулся, взъерошив свободной рукой разлохмаченное золото кудрей. Архангел стоял посреди маленькой кухни и невидяще глядел сквозь плавающий полосами табачный дым в тёмное стекло заоконного мира, где просыпался рассвет…
Так начинался ещё один день Вселенной.
Part VI.
(13 по Марстему – номер говорит сам за себя)
А в это же время, сидя на диване под промозглой форточкой на своём восьмом круге ада, вывернутого наизнанку, некая демоница (интересно, почему Сатана – мужского рода? Женщиной он бы тоже неплохо смотрелся) пила горячий чай с мёдом, пытаясь избавиться от предательской хрипоты в голосе. Неясные воспоминания снов тревожили её мятежную душу, на сковороде аппетитно шипели поджаривающиеся сельде-куры, магнитофонный Элвис признавался в любви.
Она думала о прошедшем, о чьих-то русых прядях меж её жестоких пальцев, о болезненно-ярких следах губ на бледных щёках Ангела. Она думала об абсурде дружбы между ними, и всё же, как творения единого Хаоса, они были близки друг другу как никто.
Демоница лениво и гибко, словно кошка, встала из-за стола, поставила пустой стакан в раковину и внезапно пожалела о том, что не курит – так вдруг захотелось втянуть в лёгкие сизый ядовитый туман… Она вздохнула, накинула чёрный пиджак и принялась завязывать шнурки на ботинках.
Лифт скрипел и охал. Отворив подъездную дверь, она вышла в морозный воздух. Темнота, ворча, отступала за реку. Разгорался рассвет…
Так закончилась ещё одна ночь Вселенной.
11.12.01
Обратился на коленях |
Part 100.
(В двоичном коде. Или 14 по Зелле. Или Бесконечность по Борхесу.)
В предрассветных сумерках, ёжась от 30-ти градусной прохлады, она шагала по готовящемуся проснуться городу – невидимая на красном фоне снега и неслышимая из-за не касающихся поверхности берцев. Она смотрела вниз, чтобы не упасть. Она часто останавливалась и, открывая глаза, озирала окрестности, выбирая, куда идти дальше. Затем она снова продолжала движение, надеясь, что в этот раз направление выбрано правильно.
Вот она остановилась в очередной раз. Она ещё раз потёрла руку, которую чуть ранее ушибла при выходе из лифта, споткнувшись из-за связанных по рассеянности друг с другом шнурков, – упала вроде бы и несильно, но старый перелом давал о себе знать. Случайно непроконтролированный взгляд поднялся вверх, к небу – и на неё снова нахлынули старые воспоминания, воспоминания, которых она изо всех сил избегала. Мгновенно замерзающие капли до крови продирали её щёки, но боль в теле не могла пробиться через стену боли, которую она испытывала внутри.
Обрывки. Осколки. Свет. Пушистая белая вата под ногами. Пропитанный музыкой кристально чистый воздух. Изумруд растительности везде, где ни остановится взгляд. Чистота. Открытые улыбки и добрый смех таких же как она. Тепло вечного лета. Беспечность… Затем – Он. Затем – неведомый ранее жар неведомого ранее чувства. Запрет. Откровение. Возмущение. Обречённая на поражение битва. Предательство. Падение. Холод. Новое поле битвы. Новые правила и новые герои – старой войны. Поражение. Непонимание даже союзниками и последователями. Поражение. Холод… «Это был НАШ сын! А то, что рассказывал этот пошлый старик – всё это сказки для повышения рейтинга среди бездумных овечек. НАШ сын!.. Но я не могла рассказать об этом тебе, ведь тогда бы ты погиб, я знаю, ты не смог бы смириться – и это бы погубило тебя. Вини меня, любимый, ненавидь меня, презирай меня – но только живи…» Поражение. Серый город. Одиночество. Холод… Кажется уже, что холод был вечно.
Холод из реальности пробился, наконец-таки, до неё, и, усиленно растирая ладонями заледеневшие щёки, она продолжила свою безнадёжную прогулку. Но прежде, чем сделать первый шаг, с её губ непонятно почему сорвалось еле слышимое: «Да поможет нам твой F1…»
Где-то на краю Вселенной снова не наступило лето…
Вначале было Слово… |
Part 101. Low-level paradise.
«Чертиха тебя дери!» – выругался он, когда пепел позабытой сигареты упал на клавиатуру, и он снова пообещал себе, что сегодня ляжет спать пораньше, хотя и знал, что опять не сдержит это обещание. Решив, что всё-таки надо сделать перерыв, он пошёл на кухню заварить себе очередную порцию кофе. «А пожалуй, можно заодно и поесть», – решил он, вслушиваясь в жалобные звуки, которые издавал его живот. Достав упаковку-полуфабрикат, составляющую его вечный рацион, он некоторое время раздумывал о том, как бы в этот раз назвать существо, находящееся внутри, – даже его богатая фантазия уже начинала пасовать перед желанием быть оригинальным, слишком уж много раз он давал имя этому странному созданию. «А фиг с ним! Слово – не слон, вылезет – по ушам надаёт. Радуйтесь вы, буддисты: сейчас я соглашаюсь с вами», – решив так, он начал, наконец, очищать от перьев и чешуи оставшееся в этот раз неназванным существо.
Перекусив, он вернулся к своему старенькому пню. «Нет, сегодня определённо что-то не так», – подумалось вдруг ему. – «Но откуда у меня такая уверенность?» Пожав костлявыми плечами чему-то, известному только ему самому, он взял с пола белый шнурок и связал мешавшие сидеть крылья. «Log in please», – появилась на экране надпись, когда он прервал полёт звёзд. Тяжёлые пальцы машинально простучали: «Михаил, ахранел». Он понял, что совершил ошибку, мгновением позже того, как уже нажал Enter. «Да что ж ты ж!» – в сердцах произнёс он, нажимая три кнопки. И, наблюдая процесс перезагрузки, добавил: «Бип, твою мать, Билл-Гейтс-бипов!» Сосредоточившись, чтобы больше не ошибиться, он вошёл, наконец, в систему и углубился в прерванный поиск…
И 12 часов 59 секунд спустя он понял причину своей уверенности.
Это был абсолютно новый сайт, разработанный каким-то художником-шизофреником. На титульном экране на него смотрела она – точно такая, какой он её и помнил. Но только вот она плакала. А на заднем плане – нависшие над горой грозовые тучи. А на той горе три креста.
Так, где-то на другом конце Вселенной, кто-то, наконец, нашёл начало своей дороги.
P.S. Мам, пап, а что такое аутодафе?
14.12.01
Part VII (или 15? или 110 по Марстему).
Raven’s cry in burning sky.
«Предательство. Падение. Холод.» – это словно цитата из моего утерянного дневника. Там тоже был рассказ про Ветра, начинался: «Солнце. Осень. Река. Ветер. Синий шарф. Холод», и всё в том же духе. Ты читаешь меня как открытую книгу, и она стользнакоматебе (ну вот, забыла, где «Пробел»), что ты думаешь – она могла бы выйти и из-под твоего пера.
А на моих губах та самая помада, что помнит первый поцелуй Музы (или Иуды? До сих пор не знаю, какая роль ей больше подошла бы).
Чёрт возьми, ну почему бы нашей полурыбе-полуптице не быть вот такой? Чтобы ещё и осмысленность появилась. Наших розовых слонов пора записывать в красную книгу (Идея: почему бы не назвать нашу книгу Красной? Хотя, у Толкиена что-то такое было уже. Блин, ну как же так сделать, чтобы нигде не повториться?), а сельдекур мы вообще всех съели. Меня скоро тошнить начнёт от них (апеллируя к Моррисону). И от себя тоже.
Всё будет хорошо. Я надеюсь на это. Если, конечно, хорошесть не будет вырезана (censored). Берцы, вот незадача, скользят по белому, и что это – то ли снег, то ли полоса разделительная, я не знаю. Вынужденная свобода нелегко даётся. Шаг вправо – шаг влево считается за побег, прыжок – предложение пообедать. (Ну вот, наконец, дождались мы и этой аналогии.) Куда отсюда лететь? Мы – самые строгие конвоиры самим себе – и друг другу. А ты мне друг? Наверное, это не всегда зависит от тебя. Я подозреваю, что тут есть доля и моей вины.
У меня есть одно радикальное средство от ночных неконтролируемых посиделок. Надо ложиться спать вместе. Ну, в смысле, не в том смысле… Блин, поздно, слон уже убежал. Стреляю холостыми патронами – как-то жалко становится ушастого…
Part VIII. Uncensored.
Нет слов.
14.12.2001
Часть Следующая. Непоследняя.
|
КОНЕЧНАЯ ИСТОРИЯ 1 Он по городу шёл одиноко Он в отравленных городом лужах Динамитными шашками двери 2 И купались все в ласковом свете А потом он стоял на карнизе Он, наверно, читал много сказок, 3 Он смотрел этот мир как ребёнок, Но по-прежнему свято он верил – И пришла непосильная ноша, 4 И теперь он стоит на карнизе, Вот рассвет незаметно подкрался, А он кроется звёздною лаской, 28.11-15.12.2001 |
Часть, в которой умение играть на флейте.
Они говорят, что параллельные прямые не пересекаются. Но как они могут быть уверенными в этом? Чтобы увидеть сие, они что – побывали в Бесконечности? Две параллельные линии-полосы, уходящие из-под ног вдаль, в бесконечность… Кто будет следующим глупцом, утверждающим, что они НИКОГДА не пересекутся? «Никогда» – это слишком много для нас, мы столько не проживём… Хотя мы, конечно, будем жить вечно – но это уже совсем другой предмет; и я, кажется, болел, когда нам его преподавали…
Но порой болезнь отступает – до поры. И какое это тогда наслаждение растворяться в отсутствии ноющей, грызущей изнутри боли. А иногда ещё и лето приходит. И уже не холодно. А иногда и кулак разжимается. И уже не кулак – а протянутая в помощи – или хотя бы в приветствии, что уже немало – ладонь… И тогда уже не хочется спать, но хочется танцевать. И тогда уже хочется не плакать, но петь…
Боль, конечно, вернётся. Позже. И, пожалуй, это даже хорошо. Ведь, как кто-то уже не раз замечал ранее, только через неё мы и ощущаем реальность. Согнёмся ли? Свернём ли с полосы? Остановимся?.. Эта болезнь не лечится, и надежда, хоть и последней, но всё равно умирает, – но сумеем ли мы заметить момент, когда боли уже не будет? Или мы настолько погрязли в саможалении, что при отсутствии причины для этого мы уже не представляем своей жизни?
Мы – это и есть мир. Но и мир – это мы. И только от нас зависит, будет ли он в крови и слезах, или же он будет петь. И мы будем жить вечно. И чертиха с теми, кто что-то там кричит! Им просто в другую сторону.
Так давай же заварим чай покрепче и потом ляжем спать – вместе, в смысле – в том, в другом смысле… А во сне нам с тобой приснится новая песня. И мы проснёмся на следующее утро отдохнувшими и уже не больными. И мы забудем вспомнить о наших подозрениях по поводу реальности этого мира. И тогда вместе, не боясь повториться, не боясь надорвать голос или быть не услышанными, мы споём ту песню этому прекрасному миру. И кто будет следующим глупцом, кричащим, что сей мир НИКОГДА не проснётся?…
– …В человеке нет ничего, кроме любви и верности, мужества и доброты, самоотверженности и благородства. Всё остальное – это лишь барьер, воздвигнутый вашей слепотой. Настанет день, когда не останется преград, разделяющих наши умы и сердца.
В бесконечной Вселенной не существовало ничего неповторимого и нового. Странный случай, миг чудесный, поразительное совпадение событий, обстоятельств и взаимоотношений – всё это уже не раз бывало на планете, оборачивающейся вокруг светила, Галактика которого девятикратно возрождалась заново каждые двести миллионов лет. В мире была радость. Радость придёт вновь… [А.Бестер «Человек Без Лица» (The Demolished Man)]
15.12.01
Я поручаю сумасшествию течь в твои подставленные чашечкой ладони. Этот мир стоит на коленях перед нами, создавшими его. Но кто мы? Не боги, и даже не тень Бога. По образу и подобию… Наверное, отражения в зеркалах (как много зеркал вокруг – снова. Снова всё с начала … ?) Что они рисуют морозным пальчиком на моих стёклах? Я не понимаю.
По-моему, мы действительно что-то потеряли. Способность прикрыться маской друг от друга – так, чтобы один не заметил, а другому не стало стыдно.
Память предательски подсказывает мне, что были времена, когда рядом не шёл задумчивый мастер, но я не хочу ей верить, потому что знаю – единожды пересекшись, параллельные линии пересекаются везде – и в будущем, и в прошлом. Знаешь, говорят, что настоящий друг – это тот, кто придёт через двадцать лет всего на пять минут, а ты уже не помнишь, что его не было, и не хочешь думать, что его скоро не будет. Вот только… друзья – ДРУЗЬЯ не оставляют на двадцать лет.
Не будет ли нам хуже от того, что мы учимся верить? Да, во мне говорит параноик, но он вполне неплохо справлялся с доминирующей ролью последние N лет, и я не думаю, что категоричный отказ оглядываться на шаги сзади – самое разумное решение. Особенно в наше время. У меня тоже есть правило не доверять тем, кто собой заслоняет…
Действительно ли так бесконечен зеркальный коридор? Но вряд ли хотела бы выяснять на себе. Мне кажется, я начинаю бояться зеркал…
Мне кажется, мы сами себя типизируем. Давай откажемся от них, наших милых розовоухих, плавнокрылых стереотипов. Почему бы не создать что-то качественно новое? Ведь всё в наших руках, и мы можем творить на белых листах наших миров всё, что будет угодно нашим душам (если они, конечно, не бросили нас и не ушли в самоволку).
Если я попрошу тебя, ты создашь для меня новый мир? Там, где в курганах, поросших зелёной травой, будут спать древние герои, где высохшие деревья будут шуметь над тёмными озёрами длинными серебристыми листьями, где можно будет встретить на неприметной тропинке хрупкого эльфа с лунно-светлыми волосами… Я хочу верить в сказки! Вопреки всем я буду знать, что это правда. Я хочу, томным летним вечером присев на парковую скамейку, столкнуться взглядом со странным незнакомцем, чей изумрудно-яблочный глаз весело и лукаво подмигнёт мне…
Всё зависит только от меня. От нас. Я же знаю – здесь ты не оставишь меня одну, среди мёртвых уже русалок. Ну? Отвалится ли ладонь приветствующая?
С надеждой на лучшее
Zella
17-18.12.01 (где-то полночь…)
P.S. Другой вариант: а если этот мир НИКОГДА не спал? Если всё это – правда?!
Избави нас (меня, в данном случае) Сатана.
P.P.S. Ах да, это –
Part IX. Dead & mad.
|
© Zella, текст, иллюстрации © Marstem, текст, оформление |