ИВЛ | Главная | Совместное (Zella & Marstem) | «In Deserto» |
Part X (икс?). Куда уводят мечты.
Я просыпаюсь. Но проснуться не удаётся.
Тогда я просыпаюсь ещё раз. В этот раз удачно.
Я сажусь за стол, кладу перед собой чистый лист бумаги, протягиваю руку в никуда, и вот я уже цепляюсь за вытащенный из тени карандаш.
Я собираюсь рисовать. Рисовать сказку.
Я начинаю рисовать.
Взмах, кривая линия – и вот, появился горизонт. Движение против часовой – это будет луна. Нет, это будет солнце – и я дорисовываю щетину-лучи. Нет, не то. Это голова – и я рисую глаза, рот, нос… Одна голова, конечно, хорошо – но что ей делать без тела? «А тело не допело чуть-чуть, телу не додали любви», – пропел непонятным низко-высоким голосом кто-то азиатской внешности в моей голове. Ну и ладно. Тогда это будет подсолнух – и я рисую стебель. Блин, какой же подсолнух без солнца?!.. Скомканный лист летит к ёлке в пыльный угол.
Новый лист. Горизонта нет – кругом лес. Солнце. Маленькая зелёная полянка. Прекрасный стройный эльф играет на флейте. Ветер красиво развивает его волосы. Ветер разносит его песню по всему лесу – и дальше, за пределы. Я рисую песню. Рука внезапно выходит из-под контроля, и кто-то, завладевший ей другой я, рисует: «На границе ключ переломлен пополам…» На последних аккордах эльф поворачивает задумчивое лицо ко мне и, пожимая плечами, заканчивает: «Всё идёт по плану…» Блин, неправильный какой-то эльф. Скомканный лист – очередное украшение ёлки.
Новый лист. Урбанистический пейзаж. Ночное, затянутое смогом небо (ловко – ни солнца, ни луны рисовать не пришлось). Машины. Люди. Множество людей. Опять Машины. Люди-Машины… Пики небоскрёбов протыкают небо. Маленькая девочка в тоненьком платьишке и домашних тапочках-ушастиках одиноко стоит на крыше и широко распахнутыми от испуга глазами озирается по сторонам… Нет, это слишком – для сказки.
Новый лист. Закрытое пространство с неопределёнными границами. Много … людей? Ну, да… Кажется. По крайней мере когда-то они точно были людьми. Они веселятся, у них бал. Королева бала, стоящая в центре, внезапно падает как подкошенная – у королевы устали ноги. «Прости меня, Марго, ради бо..», – я осёкся, – «…пожалуйста. Отдыхай. Ты заслужила покой, я больше не буду беспокоить тебя»… Женщина поднимает голову, откидывает с лица короткую прядь чёрных волос и, найдя мой взгляд, дарит мне благодарную улыбку. Сцена бала, как в кинофильме, удаляется в ускоренном темпе, исчезает. Новая сцена. Сидящий в кресле человек в белой мантии с красным подбоем отрывает измученный постоянной болью взгляд от лунного диска, поворачивается ко мне – и пожимает плечами…
Новый лист. Солнце. Опять лес. Полянка. В центре – обвитый растительностью ржавый, сгнивший от времени танк с ещё заметной надписью на обшивке: «За мечту!». Рядом играют дети. Они играют в … Нет, в руках у них не игрушечные автоматы – которые со временем становятся настоящими… Но во что они тогда ещё могут играть?! Ведь могут же!!! Могут? Да, да, да!!!… Скомканный лист летит…
«Don’t tell me what I want to hear…» – запел в моей голове под лидирующую бас-гитару отвлёкшийся от вечной боли в животе светловолосый человек. Затем он выдаёт небоскрёб отборного мата. Я мысленно с ним соглашаюсь – и даже немного добавляю…
Сказка, я тебя всё равно начну. Но я всегда буду помнить, что ты всё равно остаёшься сказкой. Я не буду обманывать Тебя, говоря, что это и есть реальность. Это Мечта. Звезда в конце дороги. Но ведь у дороги нет конца… У Мечты нет конца. У Сказок… Мечта, ты – звезда НАД дорогой. Освещающая нам путь. Мечта. Ты есть, и ты будешь. И мы будем. Но только не обманывай нас. Нам не нужен проводник, мы остаёмся. Мы прозрачны, и свет проходит через нас. (Никто ни заслоняет, ни заСЛОНяет…) Но всё равно мы отбрасываем тени. И за нашими спинами не только тени, за нами есть и живые люди. И нам не страшно обернуться, чтобы взглянуть на них… Держи мою ладонь. Не бойся, она не отвалится – я не пожалел денег на скотч.
И тогда ты…
19.12.01 2:24
Appendix B.
(велосипед...)
|
ПОСЛЕДНИЙ ТРАМВАЙ Уходит последний трамвай, 20.12.2001 |
Нечего делать внутри – я стою на пороге, |
Part XI. Откуда уводят мечты.
Ну, вроде и всё. Надо посидеть на дорожку. Хорошая традиция – есть время вспомнить, что забыто. В моей котомке всё, что нужно – мне нечего забывать. В одном сапоге железная ложка, в другом – зубная щётка, на поясе – плейер и охотничий нож, за пазухой – ладанка с родной землицей.
Интересно, каким на этот раз будет Проводник? Может, мелькнёт чернокрылой птицей или обернётся серым волком… Я чувствую, что он стоит за дверью и ждёт, когда я открою её – он не любит звонить или стучаться, ведь те, кто зовёт его, должны знать, что ОН ПРИШЁЛ.
Оглянусь в последний раз у порога. Всё прошло. Остаётся моя печально-сиротливая квартира с унылыми обоями, молчащий телефон и пыльные зелёные портьеры. Соседка польёт лимон и флоксы. Кот трётся об ноги, беспокойно заглядывая в глаза. Он всегда чувствует, что я ухожу, и начинает концерты, но сегодня молчит – даже он своим скудным кошачьим умишком понимает торжественность момента – может, я уже никогда не вернусь. «До скорого, мама, ключи у соседки». Надеюсь, и о коте она позаботится.
Пора. В полупустой котомке брякают, перекатываясь, парочка кассет да альбом с фотографиями. Больше мне ничего не нужно. Поглажу на прощанье кота и да помогут мне духи перекрёстка.
Открываю дверь. Вот и он – стоит, смотрит. Не таким я представляла себе Проводника, но что-то в нём завораживает, с первого взгляда заставляя понять – это он и никто другой. Чуть сутулый – как будто из-за прячущихся под пальто крыльев, светлоглазый, взъерошенно-русый. Протягивает мне ладонь. Просто и убедительно. Даю ему свою и перешагиваю порог.
Интересно, почему мне досталась именно такая дорога? Две золотые в закатном свете полоски рельс уходят к горизонту, постепенно смыкая свои параллели в одну светящуюся линию. И мы, как последний трамвай, отправляемся по рельсам в путь, который имеет только одно направление – вперёд.
Part XII. Самое главное.
Мне всё равно, что в этом мире декабрь. Моё окно распахнуто в летний вечер, и на подоконнике, свесив ноги в тёплый ветер, сидят демоница и архангел. Кому из них страшно умереть? Подошвы её берцев не касаются земли, а за его спиной трепещут узкопёрые крылья. Восьмой этаж – плевать! Что может быть страшного в этом мире – для тех, кто уже потерял небо? Только в мечтах осталась его заветная глубина, и падшие глотают пиво вперемешку с горькими невыплаканными слезами.
«Фрида, Фрида, Фрида! Меня зовут Фрида, о королева.» Если бы она освободила нас, позволил бы Он ей второе желание о Мастере? Хотя… Мастер у нас уже есть, а кто тогда Маргарита? Deja vu: в чём-то сюжет повторён – а в чём-то переигран.
Маргарита откидывает с лица короткую прядь чёрных волос и с ведьминским смехом швыряет бутылку из-под пива вниз. Звон разбитого… Мастер вздрагивает.
«– Это ты, Марго? – спросил лунный гость.
– Не сомневайся, это я, – ответила Маргарита.»
Не сомневайся – это я. Не сомневайся.
Это я.
24-25.12.01
Can you tell a green field |
Part XIII. Промежуточные итоги.
|
Опять не нашёл пониманья, Спокойно отныне на время 22-29.12.2001 |
…And did they get you to trade |
Part XIII+1. Step-back.
Истлевшая до фильтра очередная сигарета обожгла мне руку. Опять. Опомнившись, я отбросил дымящийся окурок в сторону лестницы, на этот раз не затушив. «Может быть, здесь хоть всё сгорит на фиг?» – мелькнула мысль. Но чему тут гореть? Бетону? Эх, мечтать не вредно, к.г. То есть – «как говорится» – продолжил я мысль, осознав, что не все зрители могут понять мои default-аббревиатуры.
Посмотрел на часы: пошёл уже третий (или четвёртый?) час, как я, переминаясь с ноги на ногу, стою на этой лестничной площадке, составляя компанию облезшим и голодным бездомным кошкам. Клиент не торопился. Я в очередной раз посмотрел на адрес в ноутбуке, сверил его с табличкой на двери – всё правильно. Н-да, такого я что-то не припомню. Быть настолько то ли рассеянной, то ли забывчивой, то ли безалаберной, то ли что-то ещё – и это всё вместе. Поди ещё вообще заснула… Никакого уважения! Неуважение ко мне? Ко мне?! Но всё равно я не буду ни звонить, ни стучать. Жду до рассвета, а там – адью! И никакого следующего раза!..
Я закурил следующую сигарету. Эх, сигареты-сигареты, как часто вы появляетесь в кадре – наверное, это вы в действительности главные герои сего повествования… Подняв голову к потолку и закрыв глаза, я продолжил вязать морские узлы из нитей дыма – и ждать…
«А, может быть, она так и не откроет?» – внезапно подумал я с надеждой. – «Ну должен же быть когда-нибудь первый раз!» И удивился своей мысли. Даже не мысли как таковой – а тому, что она была с надеждой. Ведь это же моя сущность – УВОДИТЬ. Это всё, что я есть, всё, для чего я существую. Каждое выполненное задание – само по себе одновременно и цель, и награда. Не будь этого – не будет и меня. Я живу только пока есть те, кто хочет уйти. Всё так. Но…
Но я устал.
Нет, работа на самом деле не сложная – да и работой-то её назвать не совсем верно. Это всё равно, что у смертных, скажем, процесс поглощения пищи – необходимо для жизни, но отнюдь не напрягает. Ну, по крайней мере пока есть эта самая пища… От чего же я устал? Я устал видеть, как УХОДЯТ ЛУЧШИЕ. Уходят в иллюзии – в Никуда. Оставляя реальность ради поисков своей Великой и Светлой Мечты. Оставляя место у руля всякому сброду. Ведь уходят, как правило, именно те, кто только и имеет хоть какой-то шанс исправить этот мир – дать ему Мечту и осуществить. Ненавистный ими мир… Мир, который убивает надежды, делает нелепыми все самые светлые начинания, смазывает краски – такие яркие и сочные в снах. Душит душу… Так сложно остаться и начать изменять… Сложно и опасно. Да, опасно. Но кто ж тогда ещё – кроме вас? Больше ведь некому. Что вы найдёте там? Вечный покой? Ха! Очередная иллюзия. Вам не будет покоя и там – ведь вы, мечтатели, ничем не можете быть довольны, по определению. В противном случае вы уже не будете мечтателями – а в данном случае это равносильно смерти… И всё равно
Оставляют… (Оправдает ли цель средства?)
Ну же! Ты, стоящая за дверью, будь же первой! Останься! Я слишком долго уводил таких, как ты. И слишком многих. И с каждым разом, приходя сюда вновь, я замечаю всё больше последствий своей деятельности. Всё меньше ярких красок, всё больше бетонных стен, за которыми всё больше добровольных заключённых. И с каждым разом мне всё меньше хочется возвращаться сюда вновь… Кто же уведёт Проводника?…
…Скрипнув, открывается дверь, и, обречённо вздохнув, я отвожу взгляд от её тени на потолке. В квартире темно – тень отброшена луной, виднеющейся в окне комнаты напротив дверного проёма. Я опускаю взгляд на стоящего в проёме человека. Снимаю тёмные очки и вглядываюсь в лицо девушки.
И долго не могу поверить своим глазам.
Она молча стоит и смотрит на меня. Она ждёт. Её голова чуть склонена набок, и на её лице хитро-весёлая гримаска. И мне очень хорошо знакомо это лицо…
– Это ты? – обретаю я дар речи.
– Не сомневайся, – читаю я по огонькам в её светлых глазах.
И спустя вечность я решаюсь, наконец, задать самый главный, мучающий меня вопрос:
– Ты уходишь?
29-30.12.01
Part … (далее по счёту). Авария.
|
Я не поднимаю головы – |
– Да, колоду сдаём не мы. Мы лишь играем картами, которые нам выпали. – Сказал дьявол (в исполнении Джека Николсона) и улыбнулся. |
Part, наверное, XV. Nomad(s).
– МЫ уходим, – поправляя рюкзак на плече (то бишь котомку), уточняю я.
У каждого Проводника когда-нибудь появляется свой Проводник.
– К тому же, как мне ещё было искать тебя? Идти в Лабиринт Смерти, или в Рождество гадать на зеркальном коридоре – «Суженый-ряженый, как карабин заряженный»? Так дело не пойдёт. Но разве ты не знал, что это буду я?
Спускаемся. Десять ступенек – поворот – ещё десять ступенек – опять поворот – ступеньки – поворот… От этой монотонности можно сойти с ума. Словно нисходим на нижний круг ада.
Вдруг из тени выдвигается тощая нескладная фигура и хриплым голосом спрашивает:
– Огоньку не найдётся?
В колеблющемся свете от огонька зажигалки блестит надтреснутое пенсне и ярятся безвкусные клеточки старомодного пиджака. Deja vu…
– Фагот, ты? – неумолимо приходит осознание.
– Ты нашла Мастера? – в его голосе одобрение. – Через столько лет…
Проводник тяжело молчит. Потом, пробормотав под нос несколько слов, поднимает лицо к невидимой луне и негромко говорит:
– Я устал, я так устал… Не хочу! Сюжет должен быть другим. Я хочу свой сюжет! – он оборачивается и бежит вверх по лестнице.
Я улыбаюсь. Фагот улыбается. Луна молчит.
Теперь я понимаю, что…
4.01.02
P.S.
– Где мы, Луниана?
– Я с тобой, а ты со мной.
Это было похоже на беседу во сне, но Бастиан знал точно, что не спит.
– Луниана, – прошептал он, – это конец?
– Нет, – ответила она, – это начало.
– Где Фантазия, Луниана? Где все остальные?…
– Фантазия по твоему желанию возникнет снова, мой Бастиан. А моей властью она обретёт реальность.
– По моему желанию? – удивлённо повторил Бастиан.
– Ты же знаешь, – услышал он сладкий голос, – меня называют Повелительницей Желаний. Говори же, чего ты хочешь? [Михаэль Энде. «Бесконечная книга»]
…надо лишь правильно задать вопрос. |
Часть XVI. На крыше.
(Читается под «The Middle Kingdom» группы Cruachan)
…Запыхавшись от быстрого бега, я пинаю дверь, в которую упирается лестница, и выхожу наружу – на крышу. Оглядываюсь. Странно, уже день… Морозный серый день – такой же, как все остальные. Сверху – грязный полог облаков, сливающихся в одну бесформенную массу. Под ногами – заледеневший бетон крыши девятиэтажки. Вокруг, сколько может охватить взгляд – бесконечный лес точно таких же девятиэтажек. Город. Зимний город. Всё такой же город – уже давно кончились новые эпитеты для описания как этого города, так и настроения, вызываемого им. Хотя… «Сверху здесь надо бы поставить огромный, светящийся неоновым огнём знак: «Выхода нет»», – дорисовываю я последний штрих. Не имея представления, зачем я прибежал сюда и что мне делать дальше, замираю с опущенными плечами и затуманенным взглядом – смутно сознавая, что – «опять»…
– Привет! – раздаётся внезапно низкий голос откуда-то неподалёку.
– Привет… – машинально отвечаю я. Затем возвращаюсь: – Да-да, привет. А кто здесь?
– Это я! Я здесь! Здесь, за трубой, – отвечает голос.
Иду на голос. И, наконец, вижу его обладателя. Коренастый человечек небольшого роста. Он сидит, облокотившись спиной о трубу, и курит «беломор». На нём телогрейка, валенки и ушанка. Рядом с ним стоит видавший виды двухкассетник, от которого тянется ржавый провод к такой же ржавой телевизионной антенне – на ней скотчем прикреплен некий механизм: судя по крутящемуся пропеллеру – ветряной генератор. Обладатель голоса с хитрой улыбкой смотрит на меня, но я вижу, что он несколько заинтересован.
– Ты кто? – спрашивает он меня.
– Я?.. – переспрашиваю я и задумываюсь. Зачем-то снимаю с головы потертый берет и, сминая его пальцами и разглядывая еле заметную, вышитую на нём букву «М», отвечаю: – Я не знаю, кто я…
– Хм… Но хоть знаешь, зачем ты здесь?
– Я не уверен… – протягиваю я.
– Н-да… – Качает головой человечек. – Тяжёлый случай.
Я пожимаю плечами.
– А кто ты? – спрашиваю я его.
– Я?.. – протягивает человечек и разыгрывает сценку, весьма забавно имитируя мою реакцию на этот же вопрос.
– Ладно, – прекращает он спектакль. – Ты что, серьёзно не знаешь, кто я? Да брось ты! – на его лице неподдельное удивление. – Конечно, сейчас я выгляжу немного иначе, чем раньше – такая уж тяжёлая нынче жизнь. Но фигуру-то я сохранил! – Ожидающе подняв брови, он замирает. Затем продолжает: – А под телогрейкой у меня клетчатый костюм с подтяжками… Ну? – Я молчу, он продолжает: – Эта штуковина, вырабатывающая для меня ток – представь, что она у меня на спине… – Я продолжаю непонимающе молчать, и он не выдерживает: – Ну, вспомни же, наконец, где ты сейчас находишься!
– В городе? – предполагаю я.
– Блин! Ну, да, конечно, в городе! Все мы в городе! Но сейчас – ты на крыше! На-кры-ше!
– На крыше… – повторяю я. – Да, на крыше, пожалуй, лучшее из всех возможных жилищ. Только я всё равно не знаю, кто ты. – И опять качаю головой: – Извини. Просто меня очень долго здесь не было, похоже, я что-то пропустил.
– Да уж, пропустил, – состроив обиженную гримасу, отвечает человечек – но почему-то я знаю, что он не только не обиделся, но даже немного рад такому повороту.
– Так всё-таки – кто ты? – спрашиваю я опять.
– А разве это важно? – успокоившись, переспрашивает меня человечек, пуская кольцами папиросный дым.
– Да, наверное, нет, не важно.
– Ну, вот и я о том же. Давай останемся без ярлыков и без груза старых историй – только ты и я.
Отправив в свободный полёт окурок, человек протягивает мне ладонь:
– Приятно познакомиться – Я!
– Я, – представляюсь я, пожимая протянутую руку. – Но как мы будем обращаться друг к другу?
– Да никак! Просто смотри мне прямо в глаза, когда захочешь ко мне обратиться.
– Хм. Ok, – произношу я, почему-то ощущая, что с меня как будто бы спал какой-то груз…
Взяв из безмолвно протянутой мне пачки папиросу и сделав первую затяжку (ух, и крепкие же они!), озираюсь по сторонам и интересуюсь:
– Как оно здесь вообще? В смысле – жизнь на крыше?
– Вообще – крыша она и есть крыша, – многозначительно отвечает человек. – Подожди-ка, я тут недавно взял послушать у моего старого знакомого паренька одну кассету… – С этими словами он переворачивает в кассетнике плёнку, совершает какие-то манипуляции пальцами на задней панели и давит «play» – но что-то не так. – У-у, старая развалина! Давно пора менять, – с этими словами он с размаху ударяет правую колонку – и магнитофон начинает работать исправно. – Вот, послушай. И при этом взгляни туда, – и он делает всеохватывающее движение рукой.
Из динамиков начинает играть музыка. Играет волынка. Как интересно – вот уж последнее, что я ожидал услышать. Подхожу к краю крыши и смотрю на старый город, одетый в потрёпанное одеяние грязного снега. Древний музыкальный инструмент, вырвавшийся на свободу из магнитного плена, набирает силу, наполняет окружающее пространство, проникает в каждую клеточку тела – опуская и поднимая одновременно. Я здесь – и не здесь. Я пронизан музыкой. Я смотрю на город. Как странно он преображается под протяжную песнь волынки…
– Паренёк, давший мне эту кассету, – услышал я тихий голос, – спросил меня, знаю ли я, что появилось раньше – волынка или печаль. Я не смог ему ответить. А ты можешь?
– Сдаётся мне, это неразделимо, – отвечаю я, продолжая смотреть на новый город. – Сдаётся мне, это разные имена одного целого.
Я стою на крыше и смотрю на НОВЫЙ ГОРОД. Старого города больше не осталось – старого города, придуманного НЕ НАМИ. И хотя я знаю, что новый город тоже не только нами придуман – почему-то это меня больше не тяготит. Потому что «кто» – это неважно. А важно лишь – «какой»… Я стою на крыше и всем своим существом, обострённым музыкой древних шотландцев, впитываю этот внезапно открывшийся мне новый город…
Тут ритм изменяется – ускоряется, появляются электрогитара и ударные – и я вспоминаю недавно случившееся. Повернувшись к человеку, живущему на крыше, я встречаю его взгляд:
– Мне кажется, теперь я понимаю тебя.
Тот улыбается. Улыбается не без хитрости, но в то же время немного грустно.
– Спасибо тебе, – продолжаю я. – Но сейчас мне пора идти. Мне нужно кое-что сделать, кое-что сказать. Меня ждут.
– Кто она? – спрашивает меня человек, живущий на крыше.
– А я разве говорил что это – «она»?
Человек пожимает плечами:
– А разве это не так?
– Так.
– Ну, так кто она?
Кто она?.. Поймав себя на том, что опять начинаю уходить в отрешённую задумчивость, я заставляю себя встряхнуться.
– Вот, возьми, – протягиваю я ему до сих пор сжимаемый в скрюченных пальцах старый берет. – На память. А кто она… – На моих губах появляется улыбка. – Название, имя – разве это важно? Важно то, что я знаю, КТО ОНА. И то, что она меня ждёт…
Срываясь в направлении двери, из которой я здесь появился, бросаю ему напоследок:
– Ещё раз – спасибо! И – прощай!
Уже на пороге до меня доносится:
– До встречи!
10.01.02
Part 10001 (в двоичном коде). Что такое Рок.
До боли знакомое ощущение… Я оставила свою пропахшую одиночеством квартиру, чтобы найти место, где меня ждут, а теперь я снова в одиночестве, сижу на грязных ступеньках подъезда, и на мои ботинки из окна падает свет от уличного фонаря. Фагот безмолвно растворился в воздухе – только чуть скрипнула, как от случайного сквозняка, подъездная дверь. А Проводник… Его шаги затихли где-то наверху, и я не могу избавиться от мысли, что он не вернётся.
В задумчивости кусаю палец, отрешённо разглядывая кончики шнурков, беспечно торчащие из-под кожи штанов. Слышно, как кто-то спускается. Прислушиваюсь – нет, это не те шаги, которые я узнала бы из тысяч. Человек приближается, я машинально отодвигаюсь, освобождая дорогу, но шаги стихают за моей спиной. Некоторое время не воспринимаю этот факт как значимый, но в конце концов любопытство пересиливает апатию, и я оборачиваюсь.
Парой ступенек выше сидит (где я видела это лицо?) молодой парень. Он, улыбаясь, смотрит на меня, и во всём лице его такая открытость, что я непроизвольно начинаю улыбаться в ответ, а мои мрачные мысли развеиваются как пыль на ветру. Он достаёт из кармана и протягивает мне крабовую палочку, завёрнутую в тоненький прозрачный полиэтилен. Как всё просто… Беру и кусаю, почти не чувствуя вкуса – я вся во внимании.
– Почему ты здесь одна?
– Я не одна! – но вдруг вспоминаю и добавляю необходимое: – Была, по крайней мере. Просто… он ушёл.
– Думаешь, вернётся?
– Я… я не знаю, – почему-то не хочется обнаруживать свою безоговорочную веру в Проводника, в контексте показавшуюся мне детски-наивной. – А ты какими…?
– Проездом. Я тут к девушке одной заходил, а её дома нет – только кот за дверью плачет.
Неужели, неужели…?
– Я – Снайпер, – протягивает он мне красивую длиннопалую кисть.
Так вот ты какой, северный олень… Как же мы тогда разминулись на узкой бетонной лестнице?
– Я, вообще, сверху – меня подвезли. Там, на крыше, пряник какой-то странный, сам с собой разговаривает. Я мимо прошёл – он даже не заметил.
В распахе куртки видна белая футболка с красной надписью «РОК». Подозреваю, что к Судьбе она вряд ли имеет какое-то отношение, но… прямое указание. Снайпер встал, оказавшись неожиданно очень высоким, и закинул на плечо красный рюкзак.
– Ладно. Я пошёл. Надеюсь, ещё увидимся, – сверкнул на прощанье улыбкой и протопал вниз.
Я вспомнила, что не представилась. Теперь он никогда не узнает, что я – это я, ведь я ухожу. Или узнает?…
За спиной снова раздались шаги, на этот раз знакомые…
Part очередная. Всё-таки мы уходим.
Улицы были пусты. Город тих и тёмен. … Спустя некоторое время им стало казаться, что они блуждают в каком-то призрачном мире, что всё живое умерло и они – последние люди на земле. Они шли мимо домов и квартир, но когда заглядывали в окна, то вместо комнат, стульев, столов – этих свидетелей жизни – их взоры встречали только отблески лунного света на стёклах, а за ними – плотный мрак чёрных занавесей или чёрной бумаги. Чудилось, будто весь город – это бесконечный морг, будто он весь в трауре, с квартирами-гробами – непрерывная траурная процессия. [Э.М.Ремарк. «Время жить и время умирать»]
– Всё-таки мы уходим, – М. протянул руку, и навстречу ему поднялась прохладная ладонь.
Ночь за окном продолжалась, мигали в морозной синеве редкие звёзды. Подошвы ботинок легко прошуршали по тысячелетней пыли подъезда, откуда, наконец, кто-то решился уйти. Хлопнула подъездная дверь, и вот уже – извне…
14.01.02
Part Один-Восемь. Снаружи.
…И вот уже извне мы смотрим на этот город – смотрим в проём двери, через которую я только что провёл тебя.
Сегодня дверь находилась на крыше дома, расположенного в паре кварталов от твоего – пришлось попрыгать. И я до сих пор недоумевал о бесследном исчезновении человека, живущего на крыше, с которым я чуть ранее познакомился – и с которым по дороге хотел познакомить и тебя. Исчез – будто и не было его вообще…
– Ты уверена, что хочешь уйти? – перестав недоумевать, ещё раз спрашиваю я тебя.
– Да сколько же можно! – повышаешь ты голос. – Да! Я! Уверена!
И с этими словами ты захлопываешь дверь. Затем глубоко вздыхаешь, успокаиваясь, и морщинки на твоём лице разглаживаются.
– Много лет я не знала уверенности ни в чём, – произносишь ты, глядя мне в глаза, – но сейчас её хватит на нас обоих, – и я ощущаю, как морщинки исчезли и в твоём голосе.
– Хорошо, мы уходим, – смотрю я на преобразившуюся тебя. – Но только это будет не так, как ты думаешь.
Ничего не отвечая, ты берёшь мою руку и замираешь в ожидании.
– Мне постоянно не хватало слов, – делая первые шаги, произношу я. – Но ты всегда умела давать точные имена вещам, о которых я говорил.
Молча ты идешь рядом со мной, и я только ощущаю, как на мгновение ты чуть сильнее сдавила мою руку. Я продолжаю:
– Поэтому я так часто – и так быстро – всегда с тобой соглашался, когда ты вдруг, перебивая, дополняла меня. – И, улыбаясь, добавляю: – Порой тебе даже не обязательно было говорить вслух.
В молчании мы идём дальше. Я веду тебя через Ничто. Я знаю, что ты здесь ещё не бывала – и я восхищён твоей реакцией на окружающее. Ты никоим образом не даёшь понять, что тебе страшно – а в первый раз здесь всем становится страшно. Окружающее пространство – его даже неправильно называть пространством в обычном понимании этого слова. Здесь нет вообще НИЧЕГО. Здесь нет поверхностей, нет границ. Абсолютно не за что зацепиться взглядом – что даёт сильнейший эффект потерянности. Нет абсолютно ничего. И это не только предметы. Здесь нет воздуха, а дышать и говорить без него – «странно» это не то слово. Здесь нет света, нет тьмы. Нет даже времени. Понятие «идти» – это тоже весьма и весьма условно. Я не могу объяснить, как я ориентируюсь здесь – я просто ЗНАЮ, куда надо «идти», и всё.
«Наверное, только у тех, кто долгое время жил в Городе, и есть шанс не испугаться, не потеряться здесь», – думаю я.
– А мне кажется немаловажным и то, какой проводник тебя ведёт, – нарушаешь ты тишину. – Какой – и как к нему относишься, насколько ему доверяешь.
– Я опять подумал вслух? – спрашиваю я.
– Нет.
– Я так и думал, – улыбаюсь я – и веду тебя дальше…
Part Один-Девять. Пыль в горле.
Мы заходим в маленькую пыльную комнатушку.
Брезгливо озираясь, ты спрашиваешь:
– Зачем мы здесь?
– Прости, я знаю, что она напоминает тебе о Городе, – отвечаю я, – но мне нужно кое-что здесь прихватить. Это ненадолго.
Пока я роюсь в столе, краем глаза я вижу, что ты внимательно исследуешь пространство комнаты.
– Это ведь твоя комната, – произносишь ты без вопросительных интонаций, просто констатируя самой себе. – И долго ты здесь жил?
– Достаточно… – стиснув зубы, отвечаю я, изо всех сил пытаясь сохранить голос спокойным.
Понимающе кивнув, ты продолжаешь обследование.
Я уже нашёл то, что искал, когда замечаю, что ты собираешься что-то поднять с пола.
– Нет-нет, не трогай их! – спешу я остановить тебя. – Это хлам, – отвечаю я на твой немой вопрос. – Поверь мне, не стоит тебе это смотреть.
С этими словами я запинываю смятый листок бумаги подальше в угол – под облезшую ёлку, к куче таких же листков вперемешку с сухими иголками, крышками от пивных бутылок и прочим мусором.
– Хорошо, – соглашаешься ты, поднимаясь. – Ты нашёл, что хотел?
– Да.
– А что это – можно поинтересоваться?
– Так, кое-какие вещи, которые нам понадобятся в пути.
Ты смотришь на пакет в моих руках и замечаешь высунувшийся уголок…
– Маска?! – Рывком выдернув одну маску, ты негодующе тыкаешь ею мне в лицо. – Маска! Зачем она?!
– Я знаю, я знаю, – пытаюсь я успокоить тебя. – Но они необходимы в одном месте, через которое нам предстоит пройти. Но это будет недолго, успокойся.
– Но маска!.. Почему… – ты не можешь закончить и, всхлипывая, роняешь голову мне на плечо.
– Я ведь предупреждал, – гладя тебя по голове, я пускаюсь в объяснения. – Куда бы люди ни шли – все они идут одной Дорогой, у них только лишь разные остановки… То есть нет, дорог, конечно, много… Хотя и всё равно она одна… Блин! – глубоко вздохнув, я пытаюсь сосредоточиться и поймать правильные слова. – Видишь ли, что бы мы ни придумали, всегда найдётся кто-то, кто уже прошёл нашей дорогой, ведь Мир бесконечен – и бесконечно количество миров в нём… А уже созданный по определённым законам-желаниям мир – он сохраняет гибкость только до некоторых пор. Но в нём всё равно действуют правила, которые нам уже не изменить. Так что, любой наш мир – он не будет только нашим… То есть нет, конечно, он будет нашим – но в нём будут действовать не только «наши» правила.
Нежно оторвав тебя от своего плеча, я беру твоё лицо в ладони и продолжаю объяснять, удерживая твой затуманенный взгляд на себе:
– На самом деле это не так страшно, как кажется – ведь далеко не все придумывавшие до нас люди жили в городах. А кроме того – ведь это Бесконечность. Бесконечность! А это значит, что мы обязательно найдём мир, который нас будет устраивать полностью. Не значит ли это, что тогда он будет Нашим?
– Наверное, ты прав, – еле слышно произносишь ты, смахивая слезу из уголка глаза. – Только я не совсем понимаю, при чём тут маски.
– Те, чьи остановки были раньше нашей, – заканчиваю я, – их миры нам предстоит пройти. Как правило, эти проходы недлинные. Да и многие из них можно обойти – но не все. И в них нам придётся играть по чужим правилам.
– Понятно, – ты возвращаешься в прежнее состояние, затем внимательно разглядываешь маску в своей руке. – Как интересно. Ты специально выбрал такую?
– Нет, сначала она была другой, но стала такой здесь… Как это ни странно звучит, но здесь, в Ничто, тоже есть свои законы.
С нескрываемой ненавистью ты водишь пальцами по чёрному бархату маски, обводя каждый волнистый узор на ней, останавливаясь на каждом шипе по её краям…
– Я одену её сейчас, – вдруг произносишь ты категорично и сразу же скрываешь лицо за маской.
– Совсем не обязательно одевать её сейчас, – разъясняю я, пытаясь забрать маску обратно.
– Нет, лучше это сделать сейчас, – останавливаешь ты меня, – позже я просто могу не решиться.
Виновато пожав плечами, я провожу пальцем по твоим грустно улыбающимся губам, не скрытым маской:
– Прости.
– Ничего, всё нормально, – отвечают губы. – Это далеко не самое страшное, это совсем не большая цена за билет.
Прикусив губу, я отворачиваюсь.
– Теперь мы можем идти? – спрашиваешь ты меня, трогая за плечо.
– Да, теперь мы можем.
И, взяв твою опять похолодевшую ладонь, я веду тебя прочь из пропитанной пылью комнаты – я веду тебя дальше…
Красное на белом, или ещё раз про РОК.
(Часть опять Нулевая)
Мы идём через мир, очень напоминающий нам тот, который мы покинули. Его не удалось обойти. И хотя мы видим различия, все они отступают перед главным – мы идём через город.
– Мы здесь ненадолго, – объясняю я. – Дверь совсем рядом. Кроме того, здесь нет того, для чего мы приготовились особо. – С этими словами я многозначительно встряхиваю пакет, взятый из моей бывшей комнаты.
– Ну, хоть что-то хорошее, – ёжась, хотя тут и не холодно, произносишь ты и непроизвольно ускоряешь шаг.
На нашем пути возникает чистая, свежепокрашенная белая стена.
– Дверь за этой стеной, – прислушавшись, говорю я. – Придётся обойти.
Мы начинаем идти вдоль стены.
– А знаешь, – вдруг произносишь ты, – я даже по-своему рада, что нам пришлось пройти через этот мир.
– Как так? – удивлённо подняв брови, я поворачиваюсь к тебе и рассеянно отмечаю красную точку, появившуюся на твоей маске – там, где находится лоб. Во мне начинает шевелиться, пробиваясь наружу, какая-то настораживающая мысль…
Ты продолжаешь:
– Хм! Да просто по сравнению с городом многие из тех мест, где мы оказываемся по пути, кажутся совсем не такими отвратительными, как это может…
Внезапно раздаётся резкий хлопок, и неоконченная фраза повисает в воздухе.
Медленно оседая в снег по стене, на которую тебя отбросило выстрелом, ты тянешь руку к маске и последним усилием сдираешь её. И я опять вижу твоё лицо… В этот момент тишину нарушает нечеловеческих усилий крик отчаяния, раздавшийся откуда-то с крыши, и одновременно с этим красная точка исчезает…
Но я уже не обращаю на это внимания. Я стою перед тобой на коленях, держа твои слабеющие ладони в своих, и смотрю в наполненные болью и сожаленьем глаза. Слова упрёка – как и просьбы о прощении – застревают в моём горле, и единственное, что я произношу, с трудом ворочая языком:
– Я найду нам другой путь… в следующий раз… Обещаю.
Соглашаясь, ты опускаешь веки.
И больше не поднимаешь.
Я чувствую, как кожа на моём лице превращается в камень. Я продолжаю стоять на коленях не в силах отпустить твои руки и подняться.
Начинает идти снег. На белой стене красуется свежая ярко-красная буква…
15.01.02
НОВОЕ НАЧАЛО.
…И так проходили ночи, а он ждал в венценосном молчании, когда она ему ответит.
Итак, о чём это я? Задумчивость становится бессмысленной, когда она превращается в размышления ни о чём. Мир вокруг наполняется холодом, весна кончилась. Зима снова вступает во владение миром моих грёз. Ещё одна неудачная попытка проснуться.
Заглядывая за грань, трудно об неё не порезаться. Всплакнуть, что ли, по бывшим нам, сминая в руке нежный венчик белой, как лицо мертвеца, розы? Снежинки падают в небо, растворяются сугробы, а под ними чёрный плодородный асфальт… Нет, это уже где-то было. Вдыхаю дым и отправляю уже неподкуренную сигарету в пачку, которая тут же зарастает тонкой целлофановой плёнкой. Надо начинать курить… Поезд ещё опоздал, он уже никогда не прибыл на станцию Безнадёги. Наверное, потому, что мы заняли чужие рельсы.
Ты уж прости, что я не сберегла для тебя Будущее. It’s time to fly and for me maybe to die.
…И в конце стало всё. Когда будет Слово. |
ЗАЛ ОЖИДАНИЯ,
или
Вот они и замкнулись. И сейчас я стою на точке их пересечения…
А где я? Как я здесь вообще оказался? Только что я был… и ты… и вот, я здесь. Кругом тьма. Или свет?… Ничто? Нет, это не Ничто, я пробыл там слишком долго, чтобы не узнать. Это другое.
Тряхнув головой, я поднимаюсь с колен и отмечаю, что оглушающий, сводящий с ума гул в ушах смолк. Что-то находится на стыке рельс передо мною. Жду, пока зрение сфокусируется, и предмет обретёт чёткость… И почему я не удивлён? Пачка сигарет. И коробок спичек. Закуриваю, и, сделав первую затяжку, замечаю, что рельс уже нет. Ладно. Всё равно удивляться уже поздно, да и, честно говоря, не осталось сил для этого.
И всё-таки интересно:
– Где я? – произношу я вслух.
– Нигде, – раздаётся рядом смутно знакомый голос. – И везде.
Я оборачиваюсь и вижу сидящую на корточках…
– Это Ты?! – я несколько ошарашен. Я одновременно и удивлён (а думал сил не осталось…), и понимаю, что это единственно возможная и предсказуемая встреча.
– Нет, это Я, – отвечает молодая женщина в чёрной коже.
– Да-да, я понимаю. Но ведь ты – это Она?
– Нет, я – это ОНА, – подчеркивает женщина кончиками губ.
– ОНА, – повторяю я. – ОНА… Ты уже собираешься разлучить нас? – сдвинув брови, я смотрю в снежно-белое лицо.
– Дорогой мой, это глупый вопрос, – она удивлённо приподнимает одну бровь. – Ты, наверное, сказал, не подумав.
– Ты ведь поняла, чтó я имею в виду, – я сохраняю ту же позу.
– Нет, – она успокаивающе улыбается. – Ещё нет… И уже нет. Вы спокойно можете продолжать любить друг друга.
– Хорошо. – Я глубоко вздыхаю и успокаиваюсь. Женщина отрешённо кивает мне, задумавшись о чём-то своём, и продолжает гладить маленького чёрного котёнка, устроившегося у ней на груди. Я решаю не прерывать её размышлений и разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Тебе лучше не ходить в ту сторону, – слышу я сзади её голос и, изобразив удивление, оборачиваюсь.
– Поверь мне, просто не ходи туда.
– А что случилось?
– Там Они, – она пожимает плечами. – Они раздают новую колоду.
Я продолжаю молча смотреть на неё.
– А я жду, пока Они закончат, – продолжает она, грустно усмехнувшись. – Чтобы забрать и свою карту. Опять… – Она вздрагивает и поднимает начинающий гневаться взгляд на меня. – Зачем тебе объяснения? Ты мне не веришь?
– Да нет, просто…
– Так да или нет? – прерывает она меня. – Мы ведь уже не в первый раз встречаемся – я, что, давала тебе повод?
– Ну, в последний раз… – я задумался. – Хотя нет, не давала. Прости.
– Слишком часто ты просишь прощения в последнее время, – она успокоилась так же быстро, как и разгневалась. – Слишком просто это – попросить прощения.
– Да, я знаю…
– Я знаю, что ты знаешь. – Она улыбается. – Твоя проблема в том, что ты многое знаешь – и ещё больше хочешь узнать. И ещё больше – допускаешь… Наверное, отчасти поэтому вы оба мне и нравитесь.
Я улыбаюсь в ответ, а в мыслях опять возвращаюсь к Последней Попытке…
– Куда же мне тогда идти? – спрашиваю я некоторое время спустя.
– Ты уже забыл, где находишься? – она хитро склоняет голову набок. – Никуда. – Круговое движение рукой. – И всюду.
Я ещё раз окидываю взглядом окружающее пространство. И сажусь рядом с ней. Аккуратно, чтобы не потревожить котёнка, она разминает ноги, шевелит плечами, потягивается; при этом её крылья приходят в движенье. Устроившись поудобней, она обращается ко мне:
– Не угостишь даму сигареткой?
Подкурив сигарету сначала ей, потом себе, приготавливаюсь ждать. Ждать – это для меня привычно.
– Не волнуйся, долго ждать тебе не придётся, – произносит она, выпуская дым в форме пентаграммы. – Хоть это и новая колода, но, поверь мне, изменений опять будет немного – так, внешние формальные атрибуты, косметические фенечки. Ничего нового по существу. – Выпустив кольцо, окружившее пентаграмму, она кладёт свободную руку мне на плечо и продолжает: – Вот такая вот фигня!
Чувствуя у себя на лице появившуюся самовольно, без спроса улыбку, я поворачиваюсь к ней – то же самое и у ней на лице.
– Вот, у вас научилась. Начнёшь считать? – Я отвечаю продолжающейся в уголках губ улыбкой. Она кивает и перечёркивает кольцо прямой линией – пентаграмма уже растворилась и остался лишь символ – пустого множества, вечной ошибки – символ Ничего… – Скоро. И я ставлю свою куртку на то, что и в этот раз твой выход будет парой рельс.
– Зачем это всё вообще? – спрашиваю я, но как-то вяло.
– Это ведь риторический вопрос, ты же понимаешь.
– Да…
– А, скажем, зачем ты всё записываешь? Кому это всё надо?
– Ты украла мой вопрос.
– Да. Но ответь: а ты можешь перестать это делать?
Я молчу, она продолжает:
– Ну, так, значит, это не вопрос.
Соглашаясь, я киваю, но от её взгляда не укрылось то, как при этом дёрнулась моя губа.
– Много вопросов, – произносит она. – Вопросов, на которые нет ответов… Ты же бывший программист – неужели ты не видишь вытекающего из всего этого логичного вывода: ведь, значит, ещё есть что сказать – нового. Значит, ещё не всё сказано, и вы не обязательно будете только повторяться.
– А Эти, Раздающие – им знаком этот вывод?
Она заходится в звонком смехе:
– Нет, милый. Боюсь, что нет. – И взмахом ладони она разбивает висящий над нами сотканный из дыма знак и рисует новый – лежащую на боку восьмёрку. – Боюсь, что нет…
В молчании, пуская дым, мы продолжаем сидеть на корточках где-то, что есть одновременно Нигде и Везде – и ждать.
Скоро.
31.01.02
ОКОНЧАНИЕ НАЧАЛА.
Некролог.
Вот и всё. По трамвайным рельсам пошёл один, то машинально обходя сидящую на середине пути Янку Дягилеву, то вздрагивая от звука упавшего Башлачёва, то отстранённо вслушиваясь в визг мнущегося металла и разбиваемого стекла машины Цоя. Все они ушли к НЕЙ, теперь сидят в уютных красных креслах партера, а ОНА на сцене – или она, которая тоже ушла? Впрочем, мало кто способен заметить разницу, разве что в некоторых нюансах…
Если бы Проводник увёл из этого мира Смерть, что стали бы делать люди? Благодарили бы – или проклинали?
Впрочем, поздно. Кофе остыл, сон всё нейдёт. Мастер, сыграй-ка на гитаре свою новую песню! Ах да, ты не умеешь… Ну что ж, как обычно –
Requiem Моцарта
5.02.02
|
Для тебя. Zella, демон-хранитель 14.02.02 |
Ангарск, 2001-2002
|
© Zella, текст, иллюстрации © Marstem, текст, оформление |