Samuel Volkov

КУСОЧКИ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ

STILL ALIVE

Он брёл по лесу не разбирая дороги. Мокрая от дождя шерсть свисала грязными клоками, но его вообще редко заботило то, как оно выглядит, а уж сейчас и подавно. Его можно было бы назвать жалким на вид, если бы не одно обстоятельство, которое никак не вписывалось в сложившийся сам собой образ: хвост. Он жил своей жизнью: то бессильно висел, как у провинившийся собаки, то яростно хлестал из стороны в сторону, ломая попавшие под удар мелкие веточки и травинки. Если спросить у него самого о такой странной манере поведения части его тела, то вряд ли можно было бы добиться вразумительного ответа: помимо того, что в данный момент он не испытывал ни малейшего желания общаться, так он ещё и просто не знал ответа на данный вопрос, а уж строить и выдавать окружающим предположения он точно не любил. Впрочем, было ещё одно обстоятельство, по которому можно было бы понять, что его настроение отличается от периодически находящей на него чёрной меланхоличной апатии. Глаза. Если всмотреться, то в них можно было бы различить за пеленой обычной усталости тщательно скрываемые угольки обиды, гордости и непонимания. Он это знал и именно поэтому, а также в угоду настроению он брёл по лесу без цели.

Что-то изменилось. Он даже не сразу понял что именно, но изменения в окружающем мире были настолько явными для работающего в режиме автопилота мозга, что тот отдал команду лапам прекратить движение. Встал, осмотрелся. Сквозь висящие перед глазами сосульки мокрой шерсти просвечивал вход в логово, которое он с некоторой натяжкой называл родным. Идти туда не хотелось, но возвращаться к людям было ещё хуже, а остатки сознания говорили о том, что в целях продолжения нормальной жизнедеятельности организма неплохо было бы прекратить прогулку по мокрому и холодному лесу и побыть некоторое время в тепле. Вздохнув, он прислушался к данным аргументам и забрался в самый дальний угол, где расположился свернувшись калачиком, чего он не позволял себе очень давно. Тишина, нарушаемая лишь едва слышимым шелестом дождя, укутала его как одеяло, и он отдался на волю слабо бьющих в берег разума мыслей, которые накатывались одна за одной как волны на песчаную отмель.

Не понимаю. Данная мысль кружила, словно выискивающий жертву сокол в звенящем голубизной летнем небе. Он знал, что всего понять не дано, и уже давно не пытался этого делать, но в действиях двуногих обычно всё же прослеживалась та или иная логика, но в этот раз… случившееся просто выбило его из колеи, хотя ещё сутки назад он считал, что это практически невозможно. Память услужливо подсовывала зарисовки, каждая из которых немедленно вызывала всплеск активности среди бродящих в голове мыслей. Где-то в гортани сам собой, как и тогда, когда он чуть было не сбежал с бала, ведомый первым пришедшим в душу порывом, образовался низкий рычащий звук. Теперь его можно было выпустить, а не пытаться сдерживать в себе, как пришлось ТАМ, и он с радостью издал этот непривычный для него звук, не заметив, что лапы сами собой вцепились и начали с яростью раздирать случайно подвернувшийся толстый корень. Непонимание и обида душили его, это был чистый воды рецидив чувств, но теперь было легче, он словно выпустил из себя что-то, что заставляло его всё это время держать себя в руках (лапах?), поскольку окружающее было не виновато в том, что он такой, какой есть.

Немного успокоившись и разрешив усталости занять положенное место, он задумался. «Если ты чувствуешь боль – ты ещё жив», – данная немудрёная мысль порадовала его своим смыслом. Действительно, способность чувствовать боль ещё не атрофировалась полностью, и это, как ни странно, радовало. А ещё он чувствовал гордость. Он сумел сдержаться, не превратился в комок ярости и, вроде бы, не свалился в то состояние, когда окружающий мир окрашен исключительно серым цветом. Победа над собой – самое лучшее из того, что возможно, и в этот раз ему это удалось. Не понимаю. Данная мысль прочно засела в голове и, видимо, не собиралась никуда уходить. «Ну и пусть, – с какой-то то ли весёлостью, то ли злостью, внезапно решил он, – всё будет разминка для головы, а то что-то в последнее время я обленился. Да и игнорирование, если что, никто не отменял.» Почувствовав смену настроения, мысли зашевелились и начали нахально лезть в голову, и он с удивлением обнаружил, что в кружащихся в привычном сумасшедшем танце планах, идеях и предположениях о ходе развития событий случившееся уже заняло место как полностью сформировавшийся фрагмент жизни. «Вот и хорошо, твой следующий ход, жизнь?» – подумал он и выскользнул в так и не прекратившийся весенний дождь, но теперь уже точно зная для чего: организм требовательно напоминал, что ему требуется пища.