* * *

Снова кидает луна свой урановый грошик в бездонную неба ладонь,
а город белёсо молчит слепыми губами дорог.
Звон фонарей растёкся по листьям, как снег.
Я засыпаю отважно, предвидя несбыточность dreams.
Герман вонзает мне в душу двенадцатый шип.
«Yes, of course!» – говорю я ему и замыкаю пальто.
Нет, мой отец не поймёт, почему я сегодня молчу.
Наверно, я мёртвая женщина в объятиях мёртвого стерео.
Но вот
ночь открыла глаза
и бросила даму треф в мои амбразуры.
Я не хочу просыпаться в этом дерьме.
Я говорю об этом,
я кричу об этом,
я прошу помощи,
но никто не слышит меня.
Наверное, я сделала музыку слишком громко.
Это плохая карма – жить наравне с богом.
На наш с ним этаж не доходят лифты.
«Well-well-well…» – говорит мне охранник ночного клуба, счастливо жуя
Doublemint в мои раскалиброванные зрачки.
У меня изымают мой снайперский взгляд и железное сердце, не прошедшее
металлоискатель.
Я безоружна.
Я слепа.
И только мой слух говорит мне, что всюду враги.
Соль, текила, лимон – и рюмкой по стойке! Заикнулось лазерное солнце в чёрном
лесу моего отчуждения. «I drink… I drink… I drink… your blood».
Спи, Кровавая Мэри.
Наш поцелуй не пройдёт бесследно.
Когда-нибудь все матери уходят на Берег.
И тогда отцы возвращаются домой налитые алкоголем как рассветная звезда.
Сколько ещё хватит терпения,
чтобы не замечать колосья, растущие внутри?
Родстеры покинули шоссе.
Великое Озеро пустует.
Ангелы поют блюз, и мои двери раскрыты.
Момент прошёл.
Она отстраняет меня.
Разочарование нахлынуло волной,
апеллируя к пустоте.
Нежность умирает, не позволяя сосредоточить взгляд.
Агония пронзила виски, и боль простит меня, если только ты позволишь мне
на минуту, хоть на миг
анатомировать твои мысли…
Разум плачет, отрекаясь от твоей груди,
но он слеп.
Мама, ты улыбаешься, отравив мою осень.
Блядующие кошки кричат: «kill-kill-kill» под черепицей моего мозга.
Разрежь меня, вынь аметистовые запреты.
Я жду имени Деструктора.
О, моя Луна, как ты прекрасна в перекрестье прицела ОЗУР!
Едва только я закончу,
боль пройдёт, и я смогу сказать –
я ненавижу тебя.
Текущий по венам неон.
Крыса, выгрызающая изнутри моё правое глазное яблоко.
Кость лопнула.
Мой гипофиз засеян стеклом.
Он выращивает креветок, и они поедают планктон гештальтов.
So hard…
My father, you can’t see…
Улыбающиеся волки…
Я люблю.
Время хочет напиться со мной,
но я курю только Winston Opium
и вырезаю из пальцев лёд.
Mein Herz brennt.
Первое правило клуба:
хотящий умереть за меня – примет бой.
…ибо она камень,
Ворон, ибо она – come on…
Я помню море, которого мне никогда не достичь.
«Он поднялся и увидел птицу, летящую под облаком. Она поклонилась Мастеру меча.»
Йог-сотот приветственно помахал руками, и одна показалась мне знакомой.
Так и есть – она когда-то росла из тела пастуха.
Я снова перевязываю твои раны, мой брат.
Купающие в хаосе младенцев.
Остановившаяся клепсидра чувствует на себе притяжение стен.
Бетон реверберирует холод.
Ждать – потому что.
Оживают ли сухие розы на железных стеблях?
Оживают ли стрельнувшие себе в лицо из Ремингтона-11?
Пациенты делают своё дело.
Они грустно молчат на пилатовскую луну.
Follow me…
Мои пальцы горят от колец, что дарят мне горные тролли, и я целую камни терпения.
Ждать – не люблю.
И всё же есть ещё люди, которые никогда не ставят точек в конце

19.09.02