ПОИСК (НА ПУТИ)

1. «Нет времени себя жалеть…»
2. «Кровь на камне…»
3. «Чёрное и белое…»
4. «Как Феникс восстанет…»
5. «Мой Бог…»
6. «Я иду своей дорогой…»
7. «Уходи, не тревожь мою душу…»
8. «По почте летят…»
9. «Вы меня считали куклой…»
10. «Говоря о тебе, вспоминаю её…»
11. «Посмотрев, его жалеть не стала…»
12. «Тихо! В ночи…»
13. «Делим небо пополам?…»
14. «Боль потерь мою душу терзает…»
15. «Странно…»
16. «Понял…»
17. «Образ на груди…»
18. «В голове догадки…»
19. «Я тобой не понята…»
20. «Разметались светлы локоны…»
21. «Я сплошь ненастоящая…»
22. «Земля моя утешная…»
23. «Из далёкого далёка…»
24. «Из зелёных глаз…»
25. «Не плачь…»
26. «Я остаюсь одна…»
27. «Пыльные окна…»
28. «Фею к свадьбе собирали…»
29. «В доме бродит Осень…»
30. «Теперь ты – Смерть…»
31. «Я хотела лето…»
32. «Сердце – камень…»
33. «Света…»
34. «Лето кончилось. Прощай…»
35. «Забытая, хулимая…» (Марине Цветаевой)
36. «Из белых лилий свадебный венок…»
37. «Я не помню, как тебя зовут…»
38. «С бездны восставшие…»
39. «Хочешь знать, почему я печальна?…»
40. «Облака. Как здесь пустынно…»
41. «Я искала тебя…»
42. «Мы сидели спина к спине…»
43. «Дождь…»
44. «Мне бы крылья…»
45. «Румянец вечного стыда…»
46. «Бывшая судьбой…»
47. «Последний обет…»
48. «Видишь – по осени…»
49. «Бились на осколки…»
50. «Изгнан и проклят…»
51. «Из мрака восставший…»
52. «До вчера ты не исправился…»
53. «Облеклась уже вдовой…»
54. «Проси чего хочешь…»
55. «Не хотелось в это верить…»
56. «Слёзы…»
57. «Ты помнишь те легенды…»
58. «Сними с меня заклятье…»
59. «Сколько было прожито – рядом…»
60. «Я создана не для любви…»
61. «Мои губы ещё остывают…»
62. «Прикоснуться к тебе руками…»
63. «Я видела недавно вещий сон…»
64. «Синеглазый…»
65. «Утонули в горьких травах…»
66. «Какое лихое лето!…»
67. Девушке из сна («Пусть не будет моих дней рождений…»)
68. «Над моей постелью ветер…»
69. «С копыт летела чёрная земля…»
70. «Первых вспоминают, уходя…»
71. «К тебе пришёл, грехом обременённый…»
72. «Тебя сберегала…»
73. «Смотрящими вдаль истуканами…»
74. «Мы уходили вечером…»
75. «Застил туман твои глаза…»
76. «Умывала себя росою…»
77. «Искры в глазах…»
78. «Меня искушает бритва…»
79. «В эти благие очи…»
80. «Не простить, не забыть, не поверить…»
81. «Отриньте все мечты…»
82. «Она промолчала. Довольно!…»
83. «Тонкие руки Исусовы…»
84. «В лето Господне глянув…»
85. «Птицей взвейся…»
86. «Тусклый свет плафона…»
87. «Зола…»
88. «Господу, Чёрту…»
89. «Не знаю тебя, не верю…»
90. «Котами крадутся шорохи…»
91. «Спасший меня, простивший…»
92. «Снег, опалённый крови…»
93. «На пороге – мой любимый…»
94. «Горше яда слезы твоей соль…»
95. «Тихо, ни слова!…»
96. «Плакал кровью…»
97. «Стёрты три пары…»
98. «Вьются чёрные знамёна…»
99. «Не в глаз, а в бровь…»
100. «Ложь в обещаниях, и совесть истекла…»
101. «На подоконнике, будто жёлтая лилия…»
102. «Не верьте в это пламя…»
103. К Виту (Виталию)
104. К Нэнлису Алькарину (Славе Самурину)
105. Ветру, моему лучшему врагу
106. «Имя как литое…»
107. Поиск (На Пути)
108. «Между Дьяволом и Богом…»
109. «Молчание. Лишь ветер шелестит…»
110. «Прости…»
111. «Забудь мой адрес, телефон…»
112. «Оглянись в последний раз…»
113. «Ты пришёл ко мне, Синеглазый…»
114. «Богом забытые…»
115. «Сверкнула синими глазами…»
116. «О Господи, за что мне этот день?…»
117. «Мы очистились и стали словно дети…»
118. «Я никогда не была молодой…»
119. «Нас матери просили…»
120. Crossroads (Вариации на тему Джима Моррисона)
121. «Изгибом крыльев чайки – брови…»
122. «Искуплена от Бога…»
123. «Ран на груди не считал…» (М.Булгакову)
124. «Жёлтые лилии…»
125. «Мой Ангел, искушающий меня…»
126. «Оживив задремавшую память…»
127. «Я знала – он умрёт…»

Нет времени себя жалеть,
Нет времени ни плакать, ни молиться.
Есть время только умереть,
Уйти – и заново родиться.

лето ’96

Кровь на камне.
Ветер в ивах.
Между нами –
Смерть любимых.
Не людей,
А лишь мечтаний.
Не разбей
Чужих страданий.
Не живи
Чужой любовью.
Грех не смыть
Чужою кровью.
Что ушло,
То не вернётся.
Над могилой
Прах взовьётся.
Пламя меркнет,
Звёзды гаснут.
Неужели
Всё напрасно?
От судьбы
Не жди совета.
В нашей ночи
Нет рассвета.
Жди его
На небосводе.
Бог прощает
И уходит…

весна ’97

Чёрное и белое,
Жизнь и смерть равны.
Что же я наделала –
Не взяла вины,
Не спасла невинного –
Моего Христа,
Тело бездыханное
Не сняла с креста.
Мною миррой мазанный,
Чист моей слезой.
Были мы повязаны
Ниточкой одной.
От него остался мне
Саван кровяной.
Пусть уж лучше в саване,
Если не со мной.

весна ’97

Как Феникс восстанет
Душа из огня.
Пусть Он никогда
Не получит меня.
Златое распятье
Сверкнёт на груди.
Для чёрта: «Проклятье!»,
Для Бога: «Прости…»
«Живи!» – словно просьба,
«Спаси!» – как приказ.
Не сводит с меня Он
Пылающих глаз.
Не примет отказа.
На «Нет!» – только смех.
Зачем же Он выбрал
Меня среди всех?

весна ’97

Мой Бог…
Моя мечта, моя обитель.
Моя молитва,
Мой венец.
Мой Бог.
Мой друг и покровитель.
Моё начало
И конец…
Мои грехи –
Твоё прощенье,
Моя любовь –
Твоя печаль.
И жизнь Твоя
Во искупленье.
В глазах
Синеющая даль…
Твой крест –
Мой крест,
Твоя Голгофа
Моей Голгофой
Может стать.
Вся жизнь с нуля!
Всё снова,
Снова!
Пусть нас простит
Святая Мать…

весна-лето ’97

Я иду своей дорогой.
Я иду… куда-нибудь.
Может быть, ещё немного –
И закончится мой путь.
Может быть, ещё столетья
Буду я идти вперёд.
Есть ли свет в конце тоннеля –
Только Бог и разберёт.

лето ’97

Уходи, не тревожь мою душу.
Я тебя не готова любить.
Обещанья пред Ним не нарушу.
Всё забыть, отдохнуть… и простить?
Я живу, и страдать не готова,
Но мой крест поджидает меня.
Смерть настигнет. Погибну, но снова
Словно Феникс приду из огня –
Из огня всепрощающей боли,
Искупления давних грехов,
И нектаром из крови и соли
Напою мне подвластных богов.
Развернутся могучие плечи,
Нож в ладони блестнёт, и, как встарь,
Ты, Господь, зажигаешь мне свечи,
Ты, Свободный, идёшь на алтарь.

лето ’97

По почте летят,
Безразличны судьбе,
Письма без адреса,
Письма к тебе.
Знаю – ответы
На них не придут.
Зачем же я плачу?
Чего же я жду?
В зеркале встречу
Печальный свой взгляд.
Умер он, писем
Моих адресат.

лето ’97

Вы меня считали куклой,
Чьи слова ничто не значат,
Но никто не знал, что кукла
По ночам в подушку плачет,
Что под глупою личиной
Сердце раненное бьётся…
Ну, а если эта кукла
Вдруг уйдёт и не вернётся?
Но никто не огорчится,
Но никто и не заметит.
Я мертва. Я просто кукла…
Я совсем одна на свете!

лето ’97

Посвящается Яне Соловьёвой

Говоря о тебе, вспоминаю её,
Её нежные губы и плечи.
Говоря о тебе, вспоминаю её,
Наши чисто случайные встречи.
Говоря о тебе, вспоминаю её,
Её силу, и ум. И незнанье.
Говоря о тебе, вспоминаю её
И молитву шепчу в оправданье.
Ты с тех пор постарел, а она умерла,
Без вины виноватая. Жрица.
В медальоне вся сила была.
Умерла? Пусть спокойно ей спиться.

лето ’97

Яне Соловьёвой

Посмотрев, его жалеть не стала.
Можно ненавидеть… и дружить.
А любовь? Любви здесь слишком мало.
За двоих одной нельзя любить.
Потеряв, он не молился Богу,
Обретя, доволен лишь собой.
Он любил всех женщин понемногу
И не мог надолго быть с одной.
Но она пришла с другого края света,
Иссушила душу, плоть и кровь,
Все мольбы оставив без ответа,
И заставила его познать любовь.

лето ’97

Тихо! В ночи
Ты помолчи
И посмотри в глаза.
Ясно без слов –
Это любовь,
Это нельзя сказать.
Это твой дом
В мире чужом,
Это твоя беда.
Двери открыв,
Зло воскресив,
Ты не уснёшь никогда.

лето ’97

Яне Соловьёвой

Делим небо пополам?
Всё твоё тебе отдам,
Всё своё возьму с собой.
Может, где-то есть другой,
С кем и небо, и земля
Станут целым для меня.
Если ж нет… Ты знаешь сам:
«Делим небо пополам?»

лето ’97

Боль потерь мою душу терзает.
Я уже разучилась прощать.
Только Бог всеблагой понимает,
Как устало сердечко стучать.
Фотографии две в медальоне:
Ты и я, сын и дочь, зной и лёд.
И никто нас с тобою не вспомнит,
И никто никогда не поймёт.
Я прощу небеса о забвеньи,
Я жду Смерти, как сына – отец.
Я грехом заслужила прощенье,
И в награду – терновый венец.
Я не вспомнила вовремя, кто ты.
Сумасшествие было во мне.
И во имя Великой Охоты
Принесла тебя в жертву Луне.
Я не буду шептать твоё Имя –
У тебя его попросту нет.
Я забуду о будущем Сыне
И мгновениях прожитых лет.
Я возьму твою руку в ладони
И шесть пальцев, один за другим,
Целовать буду сомкнутым в стоне
Ртом, горячим, кровавым, сухим.
Подниму, обезумев от горя,
К ярким звёздам седое чело,
Закричу в бесконечном просторе:
«Мой Господь, возврати мне Его!».
Но лишь эхо ответит мне с неба,
Где царит безразличный покой.
Да, я знаю, безгрешен ты не был,
Но я мало знакома с тобой.
Ты Мессия был или Антихрист –
До сих пор не смогла я понять.
Лучше будешь ты спать на Кургане,
Чем позволю народу распять
На дубовом кресте твоё тело
Под холодным апрельским дождём.
Не забудь – я тебя захотела,
И плачу я – огнём и мечом.

лето ’97

Странно
Не думать
Глупо
Не верить
Зеркало
Снова
Чёрные двери
Ключ
На цепочке
Чьё-то
Проклятье
Снова
В крови
Подвенечное
Платье
Сына
Господнего
Жизнь
За тридцатку
Можно ли
Дать
Всемогущему
Взятку
Снова
Приходится
Ждать
У порога
Может быть
Дьявола
Может быть
Бога
Смертью
Невинных
Долги не окупишь
Если
Уйду я
Как ты
Поступишь?

лето ’97

Понял –
Не дурак.
Знаешь,
Просто так
Не было
Огня.
Обними
Меня.
Море –
Только в снах
На твоих
Губах
Тает
Лёд моих.
Потерялся
Стих
В золотой
Листве.
Имя
В голове.
Может быть,
Моё?
Небо
Слёзы льёт.
Снова
Жизнь до дна.
Ты
Совсем одна.

осень ’97

Образ на груди,
Имя в голове.
Через сотни лет
Я приду к тебе.
Я – твоя судьба,
Только ты поверь,
Для меня оставь
Приоткрытой дверь,
Не гаси свечу
Ночью на окне,
Каждый час и день
Помни обо мне.
И когда-нибудь
В дверь раздастся стук.
Не забыл тебя
Твой случайный друг.

осень ’97

Александру Киму

В голове догадки.
Я тебя ждала.
Кто же ты, мой сладкий?
Нимб и два крыла,
Розовые губы,
Синие глаза –
Вы мне были любы
Много лет назад.
А сейчас не лето.
Холодно зимой.
Да, мой ангел где-то,
Но пришёл другой.
Чёрными очами
Нагоняешь жуть.
Я теперь ночами
Не могу уснуть.
Я боюсь разлуки,
Избегаю встреч.
Боже! Эти руки
Смогут ли сберечь
То, что я хранила
Ангелу отдать?
Время наступило
Мне невестой стать.
Подарила сердце.
(Нет, в залог дала!)
Мы – единоверцы.
Я тебя ждала.

осень ’97

Александру Киму

Я тобой не понята,
Я тобой не признана.
Иногда спокойная,
Иногда капризная,
Иногда жестокая,
Иногда случайная,
Часто – одинокая,
Но как прежде – тайна я.
Ты любил и баловал,
Ты прощал чудачества.
Боже! Как устала я
От послушных мальчиков.
Но зима холодная
Принесла его взамен.
Вот душа свободная,
Настоящий супермен.
Я как лёд расплавилась
Под скупыми взглядами.
Я ему понравилась
Глупыми нарядами,
Детско-искушённою
Грустью ранней осени.
За него, прощённого,
Я тебя и бросила.

осень ’97

Анне Инешиной

Разметались светлы локоны,
Побледнели губы алые,
И опять ты одинокая,
От чужой любви усталая.
Ты пришла к нему нежданная,
Ты пришла к нему из прошлого.
Зря, богиня нежеланная.
Пара слов, случайно брошенных,
Заменила сотни сказанных,
Позабытых в то мгновение.
Жертва жизнью, но напрасная.
Ты всегда была видением,
Нереальным и обманчивым,
Как мираж в пустыне города.
Ты его любила мальчиком,
И ушла, оставив мёртвого.
Ветер баловался с ивами,
Разметал и светлы локоны.
Ты жива, Лилит Счастливая,
И, как прежде, одинокая.

зима ’97-98

Я сплошь ненастоящая,
Я вся как из стекла,
А тишина мертвящая
Весь мир заволокла.
До самых крыш заснеженный
Мой город изо льда,
И только бурей бешенной
Беснуется беда.
Я плакала над трупами
Любимых и родни,
А эхо за уступами
Шептало: «Мы одни…».
Я прокляла традиции
И хоронила в снег
Друзей с больными лицами,
Каких-то человек.
А та зима холодная
Тянулась целый год.
Идея сумасбродная:
«Нет, лето не придёт».
Не верила подснежникам,
Не слышала грачей,
А город был по-прежнему
Пустынный и ничей.
Жила на главной площади,
Седая как луна.
От Господа ли помощи
Ждать? В мире я одна.
Но он пришёл из прошлого,
Мой Властелин колец.
Несуженый, непрошенный,
Красавец и подлец.
Он улыбался ласково,
Он был не мёртв, не зол.
Опутал меня сказками
И через ночь ушёл
Асфальтовой дорогою,
За солнцем, на восток.
Со мною, одинокою,
Он не был одинок.
Он был так молод, Господи!
А я как смерть стара.
И я осталась в городе
Ждать нового утра.

зима ’97-98

Земля моя утешная
Исчезла за стеной.
Я странная, я грешная
И я плачу собой,
А ты смеёшься искренне
Над верою моей.
В глазах зелёных с искрами
Полным-полно чертей.
О, искупленье бесово!
Зачем ты послан мне?
Мне на роду написано
Гореть в другом огне.

зима ’97-98

Яне Соловьёвой

Из далёкого далёка
В нас глядящие глаза.
Я с тобою одинока
И печальна я – из-за
Тех, кто вечно ходит рядом
Полупризраком в углах.
О, зловещая награда!
Полувздох и полувзмах
Неоперившихся крыльев.
Неокрепшие сердца.
Прах из праха, пыль из пыли.
Волк в созвездии Тельца.
С ней повенчанные летом.
Кто – подруга, кто – жена?
На границе тьмы и света
Я с тобою – и одна.

зима ’97-98

Из зелёных глаз
Слезами капал.
Ах, зачем, Исус,
Ты по ним плакал?
Мало было слёз –
Кровью взяли.
Просто не смогли,
На кресте распяли.
Муками святых
Платят Богу.
Всех не перебьёшь –
Слишком много.
Магдалина, плачь!
Он прощённый.
Помнишь, что сказал
Ночью тёмной?
Береги Дитя –
Он вернётся.
Ухожу и я
Вслед за солнцем.

весна ’98

Не плачь.
Не стоит детских слёз
Палач
И замок белых роз.
Не спи –
Песочный человек.
В крови
Твоей песок и снег.
А звон –
Тебе за упокой.
Спасён
Не он и не тобой.
Прости –
Простившему зарок.
В кости
И плоти он не бог.
Сумы
И заключенья нет.
Из тьмы
Сумевший сделать свет,
Хотя
Свершивший в жизни грех.
Дитя,
Не умирай за всех.

весна ’98

Я остаюсь одна,
Через столетья горя.
Над полумраком моря
Светит моя луна.
Я остаюсь одна,
Веря в любовь, как в сказку.
Я не снимаю маску,
Чашу испив до дна.
Я остаюсь одна,
Помня распятье Бога.
Мне бы ещё немного
Жизни земной вина.
Я остаюсь одна.
Может быть, не случайно.
Верно хранится тайна
Птицы-говоруна.
Я остаюсь одна,
Плачущая над бездной.
Господи, бесполезно?!
В чём же моя вина?
Я остаюсь одна.
Пусть проклинает ветер.
Мы ведь уже не дети,
И за окном весна.
Я остаюсь одна.
Смерти мне было мало.
Вот и тебя не стало,
И на осколках сна
Я остаюсь одна.

весна ’98

Пыльные окна,
Закрытые двери.
Думать – не думать.
Верить – не верить.
Кот на стропилах,
Прогулки по крыше.
Ты и не смотришь,
Ты и не слышишь.
Дождь в водостоке,
Небо заплатой.
На чердаке я
Бываю крылатой.
В трещины солнце
Золотом Трои.
Я не одна,
Ты сегодня со мною.

весна ’98

Анне Коконовой

Фею к свадьбе собирали,
Заплетали косы ей.
Не забыли и веночек –
Бело-розовый шалфей.
Нет молитв – она безбожна.
Нет и слёз – они легки.
Только ветер осторожный
Чуть касается щеки.
Всё, она уже готова.
Платье – зеленью дубов.
Где же рыцарь? Только слово
Каркнул чёрный ворон: «Мёртв!».
Побледнела молодая,
В волосах завял шалфей.
Фею в траур одевали,
Обрезали косы ей.

весна ’98

В доме бродит Осень.
За окном Весна.
Выбраться из Лета
Сквозь границы сна.
Верить очень сложно –
Легче осмеять.
Слёзы пораженья
Нелегко глотать.
Прячу лик в ладонях –
Нестерпима боль.
Он смотрел глазами,
Чёрными как смоль.
Снова я болею –
Сифилис души.
Он купить пытался
Граммом анаши.
В жизни много грязи.
Свет в огне погас.
Я кричу под взглядом
Полубожьих глаз.

весна ’98

Яне Соловьёвой

Теперь ты – Смерть.
Гори – и в прах.
Улыбки нет
В моих губах.
А в сердце боль,
И я мертва.
Слёз бога соль
Ушла в слова.
Прощай – и смех.
Цветок завял.
Ушла за всех,
А он не знал.
А он не звал.
А он не бог.
Одну искал
Среди дорог.
Ты мимо шла,
Но он молчал.
Та Дверь была
Концом начал.
Тот город был
Началом снов,
Но он забыл
Ту пару слов,
Что пред крестом
Мне скажет Сын.
Падет Содом
Твоих Кристин.
И ты дойдёшь,
И он поймёт.
А божья ложь –
Познанья мёд.

лето ’98

Яне Соловьёвой

Я хотела лето,
Но оно ушло.
Красного валета
Чёрное крыло,
Пиковая дама –
Радость Короля.
Башни Ноттердама
Выдержит земля.
Старый ключ в кармане –
От какой двери?
Может, между нами
Не было зари?
Карточные замки
Очень непрочны.
Твой рисунок в рамке
Будущей весны.
Матери Адама
С двух сторон стекла.
Пиковою Дамой
Кто из них была?
Королевой бала –
Маска Сатаны.
Ты ли не устала,
Девушка Луны?
Сумасшедший Ангел
Приходил за мной.
На потухший факел
Снежной пеленой
Лёг холодный пепел.
Вот и «Праху прах».
Мой король заметил
Мимолётный страх,
Раненою птицей
Вскрикнувший в душе.
Золотые лица
В строках Бомарше,
Розовые звёзды
На обёртке сна.
Лео, слишком поздно.
Я теперь одна.

лето ’98

Яне Соловьёвой

Сердце – камень,
Руки – лёд.
Яна, смерть
Тебе идёт.
Брось смеяться,
Всё прошло.
Нет, не зеркало –
Стекло.
Обернулось
Сатаной
То, что ты
Считала мной.
Не твори,
Не веря, крест.
Помни –
Нынче Благовест.

лето ’98

Светлане Выборовой (светлая память)

Света,
Ты была мертва.
Лето –
Первая глава
Сказки
Без твоей любви.
Маски
Ангелов в крови.
Люди –
Бренные тела.
Будет
Шаль на зеркала.
Словом
Я тебе клянусь.
Снова
В замок не вернусь.
Холод.
Мир уже не мой.
Скоро
Я иду домой.

лето ’98

Лето кончилось. Прощай.
Мне пора идти обратно,
Желтолистая печаль.
Об ушедшем безвозвратно
Будет плакать только дождь
Беспросветными ночами
И сентябрьская ложь
С потемневшими очами
Взглядом будет провожать
До туманного предела.
А зачем за ним бежать?
Ты ведь этого хотела.
Он пришёл, незваный гость.
Ты его не приютила.
Предсказание сбылось –
Он – любимый, но немилый.
Он тебе оставил крест
И венец терновый слова,
И у всех земных невест
Нет роскошнее покрова.
Только август утонул
В чёрной бездне глаз другого.
Ах, сентябрь! Бог взглянул
И ушёл за море снова.

осень ’97

Марине Цветаевой

Забытая, хулимая,
Из всех церквей гонимая,
Своей виной распятая,
Но в чём я виноватая?
Я, Бога полюбившая.
Я, всем врагам простившая.
Я, на костре горевшая
И всё равно воскресшая.
Когда-то так желанная,
Богиня помазанная
И никогда не павшая.
Но – я тебя предавшая.

осень-зима ’97

Саяпину С.М., светлая ему память

Из белых лилий свадебный венок,
Но опоздала ты – на мёртвый камень
Ложится синтетический цветок
И металлическая лента со словами:
«Хороший друг, прекрасный человек»…
Я не хочу посмертного признанья!
Останови хоть на минуту, Время, бег!
Но – горсть песка последним «До свиданья».

лето ’98

Я не помню, как тебя зовут.
Помню только – проклял, умирая.
Тихо и пустынно стало тут,
У ворот неведомого рая.
Ты был Странник, я была Судьбой.
Ты был Грех, а я – Праматерь Ева.
«Господи» – так мог назвать любой,
А «Сынок» – одна Святая Дева.
Помню злое золото колец
И глаза распятого пророка,
И терновый свадебный венец
Как последнее раскаяние Бога.
Я хотела доверять тебе,
Но ты умер и меня оставил.
Вечное «нельзя!» моей мольбе.
Авель проклинал, а Каин славил.
И теперь одна у тех ворот.
Ты не жив, а я, увы, небренна.
Господи, я знаю – в этот год
Я уйду…

лето ’97

С бездны восставшие,
Мраком клеймённые.
Лучшие – павшие
И непрощённые.
Сколько их, грешников,
Бывших и будущих.
Незабываемых
И незабудущих.
В пламя стремящихся,
Ждущих Спасения,
Жаждущих имени
Хоть на мгновение.
К камню холодному –
Верящих в Господа.
Это ль не идолы?
Всё здесь не просто так.
Очи развёрзтые,
Речи безумные.
Зло начинается
Грешными думами,
Сфинкса рассказами,
Сердцем за пазухой.
Не торопись, Боже,
И не опаздывай.

осень ’97

Яне Соловьёвой

Хочешь знать, почему я печальна?
Я тебя хоронить не буду.
Ты – Бессмертная, ты изначальна.
Я тебя никогда не забуду.
Ах, как тяжек венец Исуса!
Ах, как сладостна смерть во Имя!
Ты моя некрещёная Муза.
Я покров поделю меж ними,
А сама пойду пред тобою,
Как Предтеча, крича о Боге.
Может, мы разойдёмся тропою,
Но сойдёмся на главной дороге.
Ты же помнила – мы неразлучны.
Ты и я – нам одно начало.
Так с каких же веков – не лучшей,
А подобною смертным стала?
Я твою не возьму корону –
Слишком слабые белые крылья,
А моих не отдаст ворона,
А мои на века застыли.
Если ты вдруг уйдёшь отсюда,
Из земли тополей и асфальта,
Над кроватью твоей я буду
Скорбным ангелом…

зима ’97-98

Облака. Как здесь пустынно…
У дороги нет конца.
Полюблю чужого сына
И сбегу из-под венца.
Захочу чужого мужа,
Украду его кольцо.
Ты мне близок, ты мне нужен,
Ты… забыл моё лицо.
Жалко, плохо, но не плачу –
Серых глаз не тает лёд.
Понадеюсь на удачу
И опять пойду вперёд.
Лето кончилось, и снова
Умирала на костре
Красно-жёлтого покрова.
Не увидеть в январе
Ярко-синих глаз Кирилла,
Как два озера без дна.
Я его зимой любила,
А теперь пришла весна.

зима ’97-98

Я искала тебя
За далёким холмом.
Я нашла твой
Похожий на хижину дом.
Он был пуст. Ты ушёл.
Я тебя не ждала.
То, что было моим,
Я тебе отдала.
Это был не подарок,
А знамя судьбы.
Ты же знаешь, что я
Не сдаюсь без борьбы.
Срежу косы ножом,
Закую в латы грудь.
Я сейчас ухожу,
Но меня не забудь.
В руку меч, на коня
И – прощай навсегда.
Не забуду и я
То, что было тогда.
Мой ребёнок, мой сын,
Мой единственный долг…
Мне пора. Ещё жив
Полубог-полуволк.
В том далёком лесу
Я победу найду.
Или смерть. Всё равно.
Я назад не приду.
Я избавлю Её
От незримых оков.
Полнолуния ждать
Только тридцать часов.

весна ’98

Мы сидели спина к спине.
Кто-то плакал, а кто-то молился,
А на белой больничной стене
Блекла надпись: «Исус родился».
Слово кровью моей: «Прости…»
Истекало. Я ждал ответа.
Бог устал и уснул в пути
Где-то между зимой и летом.

весна ’98

Дождь.
Ты жив,
А я не фея.
Ложь –
Красив
Цветок шалфея.
Дым.
Мертва
Твоя принцесса,
Сын.
Листва
Другого леса
Здесь
В огне
Сгорает в сажу.
Лесть,
И мне
Уже не важно,
Кто
Был прав
При нашей встрече.
Сто
Купав.
Ещё не вечер…

весна ’98

Мне бы крылья
И дальние дали.
Если б люди
Мне это дали…
Мне бы разум
И вольную волю,
Но един
Властелин на престоле.
Мне бы вспомнить
Забытые сказки,
Мне бы души
Увидеть без маски.
Мне бы силы
Дожить до рассвета,
Мне бы верить,
Что ждёшь меня где-то.
Мне бы думать,
Что я не забыта.
Только
Зеркало в доме разбито.
Только
Белые розы на камень.
Только
Холод могил между нами.
И на белое
Брачное ложе
Наступил
Неслучайный прохожий.

лето ’98

Румянец вечного стыда.
О Господи, кому наградой
Моё прощающее «Да»,
Моё любимое «Не надо»?
Зачем обычные слова
Все принимают за молитву?
О Господи, я не жива.
Моя душа давно разбита.
От дел остался только прах,
Лежащий пылью на страницах,
На кровью писанных стихах,
На дорогих когда-то лицах.
А он смеётся мне вослед:
«Они мертвы. Ты одинока!»
О Господи… Лишь дождь в ответ
И за порогом ждёт дорога.

весна ’98

Яне Соловьёвой

Бывшая судьбой
Превратилась в пепел.
Столько лет с тобой,
А теперь – the Leper.
Первое письмо –
Мнимая награда.
Ставшая Nemo,
Ты зовёшь из ада.
Демон во плоти,
Искушенье бога.
Лео, подожди!
Поживи немного.
Вспомни тёмный лес
И ребёнка Светы.
Проседью небес –
Падшие планеты,
Мёртвые солнца.
Ты не одинока –
Кони у крыльца,
Путник у порога.
На шнурке ключи –
От какого клада?
Лео, не молчи,
И прощать не надо.
Погаси очаг,
Победи забвенье.
Я твой старый враг,
Я твоё спасенье.
В отблеске костра
Вижу это место.
Только до утра
Не живут невесты
Полуночных снов,
Странников заката.
Эта пара слов
Для тебя: «Не надо»
Плакать и молчать?
Верить и молиться?
Каина печать –
Золотая птица,
Ангел из огня,
Никому не ведом.
Позови меня –
Я отправлюсь следом.
Сотни лет как сон.
Я – Христос из хлева.
Некрономикон –
Книга Королевы.
В голове дурман,
Как от чар Бояна.
Это всё обман –
Ты всего лишь Яна.

лето ’98

Последний обет –
Поцелуем Иуды.
Последнее слово –
Улыбкой Христа.
О Господи, я
Никогда не забуду.
О Господи, я
Не умру никогда.
Забытые замки,
Закрытые дали.
Задёрнуты шторы
В проломах окон.
Я ждал очень долго.
Я ждал, но едва ли
Я знал для кого
Колокольный был звон.
А тучи сгущались,
А небо темнело,
А камни оракула
Стали вещать.
Никто не расскажет,
Как сердце болело,
Как смерти хотело –
Лишь бог может знать.
Избавленный страхом
От вечной свободы,
Забывший друзей
И предавший врагов,
Я звал в зазеркалье,
Но – где ты? Но – кто ты?
Без тела, без духа,
Без мыслей, без слов.
В помощники – чёрта,
В советники – Бога.
Как сердце подскажет,
Туда и иду.
Имею немало,
А нужно немного.
Я умный и гордый
Себе на беду.

весна ’98

Яне Соловьёвой

Видишь – по осени
Злато под ноги мне.
Это мой город –
Асфальт, тополя.
Соткано, собрано,
Дарено многими,
Обетованная
Людям земля.
Синь бесконечная,
Тихая, нежная.
Я утонула
В бездонной дали.
Небо – не небо,
А море безбрежное.
Плавать смогли,
Покорить – не смогли.
Жить ли мне осенью,
Ждать ли мне холода?
Дождь омывает
Лицо и стекло.
Господи боже,
Как обе мы молоды!
Как же с проклятием
Мне повезло…
«Любишь–не любишь» –
Последними розами
Я устилаю
Свой путь в пустоту.
Лето моё
С золотистыми косами,
Ты не идёшь со мной
В эту мечту?
Солнце взбесилось
Последние месяцы,
Город лазурный
Поблек, онемел.
Не потому ли
Есенин повесился,
Что быть влюблённым
В тебя не хотел?
Осень моя
Безлукаво-печальная,
Мой виноградно-
Рябиновый рай.
Может быть, и
Уходить не хотела я,
Только однажды
Сказала: «Прощай»

весна ’98

Бились на осколки
Зеркала.
Королевой не она
Была.
На ресницах иней
Голубой.
Предпочла пожертвовать
Тобой.
На губах печатью
Сатаны
Нереальные, несбывшиеся
Сны.
Напоили кровью
Допьяна,
Только слишком молода
Луна.
Ты забыл, что ветер
Слышит всё.
Лживые признанья
Унесёт
И развеет пеплом
По земле,
Потревожит письма
На столе.
И она поймёт, что ты
Чужой.
Улыбнётся и отпустит –
«Бог с тобой».

зима ’97-98

Изгнан и проклят.
За что? Спросишь бога.
Я не уйду. Я должник.
У порога –
Новые тропы,
Звериные тропы.
Можешь идти.
В Hollywood автостопом.
Принят, обласкан.
За что? Спросишь чёрта.
Слишком свободный
И, может быть, гордый.
«Кто-нибудь!» – тщетно.
Надежды убиты
Пламя в глазах
Леонардовской Литты,
Память не греет,
Она не воскреснет.
Это была
Лебединая песня.

декабрь ’97

Из мрака восставший,
Как прежде, неспешен.
Он более старший
И более грешен.
Он, бывший крылатым,
Но бросивший камень
В разбитые латы
И белое знамя.
Он, бывший апостол,
Но предавший бога.
На досках погоста
Кончалась дорога.
Он был бы всесилен,
Как в пламени мира
Блаженный Василий
И чокнутый Ирод.
Рассыпался прахом –
И ветром по коже.
Последней рубахой
Делился с прохожим?
Простил задолжавшим?
Любил проститутку?
И в бездну упавшим
Он подал ли руку?
Нет. Вечный, свободный,
Он жил лишь собою,
Как ветер холодный
И злобный – зимою.
О, кто это, Боже?
Рождённый Мессией?
За что?!

зима ’97-98

До вчера ты не исправился –
Сердце каменного льва.
Что ж сегодня опечалился?
Потому что я мертва?
Побледнели губы алые,
Опустилась голова.
Я вчера была усталая,
А сегодня я мертва.
Голос твой манит и дразнится.
Светлый день на Покровá.
А тебе какая разница,
Что твоя жена мертва?

весна ’98

Облеклась уже вдовой,
Не побыв невестой даже.
Суждено мне быть живой,
Но, увы, свобода краше.
Только трое (наравне?)
Удержали от паденья.
В искупительном огне
Я сжигаю преступленья.

лето ’97

Проси чего хочешь –
Он дал мне кольцо.
На миг омрачилось
Святое лицо.
Сказал Он: «На память.
Исполнится всё,
Но только меня
То кольцо не спасёт.»
О, Ангелы Света!
О, Демоны Тьмы!
Спешите, спасите
Его от Зимы!
Ведь Он беззащитен,
Ведь Он только бог…
Ответом мне было:
«Меж звёздных дорог
Ищи его, Дева,
До мудрых седин.
И будет он раб,
Как сейчас господин.»
Ушла добиваться
Ребёнка добра.
Вот только смогу ли
Дожить до утра?
Ведь крылья в оковах
И рот на замке.
Есть только одно –
Талисман на руке.
Заветный подарок –
Кольцо Короля.
Пускай невиновных
Приемлет земля.

лето ’98

Не хотелось в это верить,
Голос от молитв охрип.
На твоей последней двери
Было вытесано R.I.P.

лето ’98

Слёзы.
Тает первый снег.
Розы,
Боль прошедших лет,
Помнят,
Так уж суждено,
Комнат
Мёртвое окно.
Слышишь –
Я тебя люблю!
Пишешь
Письма королю
Смерти?
Адрес – прямо в ад.
Верьте
В то, что говорят
Птицы,
Если тает снег.
Снится
Чёрный человек.
Трое
На холме теней.
Воя,
Ветер ждёт гостей.
Помнишь –
Всё это игра.
Полночь –
Маски снять пора.

весна-лето ’97

Ты помнишь те легенды
Давно минувших лет.
Ушедшие моменты,
Людей, которых нет,
Исчезнувшие кланы,
Убитых королей
И чёрные тюльпаны
В сединах древних фей.
Ты знаешь эти сказки,
Ты видишь эти сны
И ты снимаешь маски
С тех, кто осуждены.
Ты был когда-то starkey,
Но странствовать устал.
Не помнят даже Парки,
Когда ты богом стал.
Не верят даже люди,
Но ты не одинок.
Она тебя полюбит.
Прощай, мой смертный бог.

лето ’97

Сними с меня заклятье,
Дракона победи
И в белоснежном платье
К распятью подведи
И, как душа в потёмках,
Блуждая, ищет свет,
Найду твою я руку
И не отвечу «нет».
И будут не молитвы,
А клятвы на крови.
Пускай нас Бог рассудит.
Я не прошу любви.
Пусть Странник узаконит
Случайные слова
И пусть никто не вспомнит,
Что я была права.
Судьба у нас такая –
Сойтись и разойтись.
Мы снова незнакомы
И впереди вся жизнь.
Но скоро солнце сядет
И окна отразят
Пылающе-багровый
Последний мой закат.
Когда наступит вечер
И в дом придёт беда,
Я смерть с улыбкой встречу
И ей отвечу «Да».
Ты смотришь через стёкла.
Я не боюсь огня.
Но сделай одолженье –
Не хорони меня.
Развеяв прах по ветру,
Забудь, что я была.
Дракона победила,
Заклятие сняла.

весна ’97

Яне Соловьёвой

Сколько было прожито – рядом,
Сколько было понято – вместе,
А теперь расстались – не надо
Искренней и дружеской лести.
Как тебе живётся с другими?
Не скучаешь и не пьёшь пиво?
Пусть тебя сам Дьявол обнимет
Ласково и зверски-игриво.
Ты пошла по верной дороге,
Я пошла за богом скитаться.
Он не оказался жестоким,
Он не отказался остаться
В городе, где тени светлее,
Дни длиннее, небо прозрачней.
Если он тебя одолеет,
Богу заплачý и заплáчу.

весна ’98

Я создана не для любви,
Мои уста не знают смеха,
Змеиный яд в моей крови
И даже Смерть мне не помеха.
Смертельный холод древних снов
Не растопят твои объятья
И будет траурным покров,
И чёрным – свадебное платье.
Ты полюбил меня во сне.
Забудь, не плачь – я не живая.
Огонь любви не нужен мне,
А Имя только Ветер знает.

лето ’97

Губы долго ещё остывают
От горящих имён Сатаны.
Не бывает того, не бывает,
Чтоб не вспомнились вещие сны.
Плачешь зря – не потушат пожара
Даже чистые слёзы твои,
И душа твоя в виде товара
На оплату позорной любви.
Он смеётся напалмом в ладони,
Обжигая меня словно страх.
Задержи, уведи его! Вспомни
Искры в ярко-зелёных глазах.
Жидким золотом рдеет румянец
На прекрасном и диком лице.
Этот дьявольский жреческий танец –
Смерть таится в алмазном кольце.
В пепл сгоревший, любимый и странный –
Крылья всё ещё тлеют в огне,
Угольями присыпаны раны…
Это адово пламя – во мне.

апрель ’98

Прикоснуться к тебе руками,
Омертвевшие пальцы взять.
Плоть твою на холодный камень
Положила чужая мать.
Удивившимся взглядом в небо –
Глаз твоих не закрыл никто.
Те, с кем ты не вкусил бы хлеба,
Не простили тебя за то.
Ты улыбкой дарил прохожих,
Обжигая иных как страх,
И ответом тебе – похожий,
Но застывший – оскал в губах.
Сохнет кровью прожжённый саван.
Мне тебя хоронить невмочь.
Я отдам твоё тело травам,
На Кургане цветущим в ночь.

весна ’98

Я видела недавно вещий сон.
Во сне ко мне явился Ангел Божий,
И он сказал: «Твой Странник обречён»
(Как две волны вы были с ним похожи).
Сказал – идёшь дорогой меж полей
К границам мира, помнящий о лете
И о зиме, и, может быть, о ней.
О ней одной-единственной на свете.
Скажи, мой Странник, я ли ей была,
Твоя жена, мать маленького сына,
Или она, из стали и стекла,
Которой нравилась Цветаева Марина?
«Молчание. Лишь ветер шелестит…»
Листами старой голубой тетради.
Я вспоминаю о тебе, а сын твой спит
На опустевшей остывающей кровати.

весна ’98

Тимуру Юлдашеву

Синеглазый…
Болью сотен порезов –
Осколки зеркал в улыбке.
Посмотри на меня –
И снова
Жидким азотом в душу
Взгляд ледяных глубин.
Смеёшься
Звоном сосульки,
Упавшей на мокрый асфальт.
Не люблю!
Нельзя любить
Капризных снежных мальчишек.

весна ’98

Кате Соловьёвой

Утонули в горьких травах
Все мои мечты.
Не из них ли та отрава,
Что дала мне ты?
Сердце бешено стучится,
Впало в забытьё.
Днём и ночью словно снится
Мне лицо твоё,
Тела стройного изгибы,
Рыжих прядь волос…
Знаешь, мы с тобой могли бы
Убежать до рос,
Спрятать лица в тёмной ночи,
Волю дать губам…
Видишь, карты мне пророчат
Смерть…

лето ’98

Какое лихое лето!
Забыто, убито, спето
И некогда ждать ответа
От тех, кто уже погас.
Дрожать над остатком славы?
Сгубили дурные травы.
Нет в мире сильней отравы,
Чем слёзы из Божьих глаз.
Заоблачных дней граница
Мне снится, мне только снится.
Тонувшие в бездне лица
Какой-то влюблённый спас.
Мечтою о белом свете
Меня заражает ветер.
Наивные злые дети
Сегодня ушли из нас.

лето ’98

Пусть не будет моих дней рождений.
И зачем это надо, скажи?
Это годы всё губящей лени
И ненужной бессмысленной лжи.
Что я сделала в мире большого?
Что я доброго сделать могла?
Не дарила бездомному крова
И голодному хлеб не дала.
Что, я – бог? А когда-то хотелось,
И, наверное, даже моглось,
Но куда-то растратилась смелость
И откуда-то выплыла злость.
Между жизнью и смертью так тонок,
Так прозрачен, но всё же запрет…
А из зеркала смотрит ребёнок,
Мой ребёнок шестнадцати лет.

лето ’98

Над моей постелью ветер
Песни хладные поёт.
За моим окошком вечер
Сети звёздные плетёт.
Спит котёнок на диване.
Темнота и тишина.
Три твоих цветка в стакане
И в окне почти луна.
Даже молодость устала
И её как будто нет.
Завернувшись в одеяло,
Я смотрю на лунный свет.
Ветер шепчет мне: «Ты слышишь
Шорох и прыжок на стул?
Это маленькие мыши,
А котёнок твой уснул.»
Улыбаюсь сквозь туманы
Сонной мысли и мечты.
Кто-то нежный и желанный
Снится мне – наверно, ты.

осень ’98

…С копыт летела чёрная земля.
Да, он был прав – безбожники и воры.
Румянец гнева не заметил я
На мраморных щеках прекрасной Доры.
Трубили в рог, и стлался сизый дым
Над догоравшими домами Йорка.
Он говорил, что Волк непобедим –
И снова прав, болезненно и горько.
Блестела сталь, вились концы знамён,
Экскалибур был виден в авангарде.
Он в декабре был верностью клеймён,
Но лёд на реках тронулся лишь в марте.
Здесь крепче дружба, чем между людьми.
Идти вперёд, до Чёртова болота,
А не отсиживаться, чёрт тебя возьми!,
За каменной стеною Камелота.
Пусть будет умолять последний враг:
«Убей меня!», а ты смеёшься гордо.
И хуже смерть, чем бешенных собак,
Волков из королевского эскорта…

лето ’98

Первых вспоминают, уходя
В дым далёких гор и холод мая,
Бросив дом за пеленой дождя.
Я же вспомнил, только умирая.
На холмах лежит вчерашних снег,
С камнем смёрзлась плоть, и кровь – с землёю.
Мёртв я и уже не человек.
Птицы в синем небе надо мною.
Здесь им пир, здесь все вокруг мертвы,
Павшие в последней битве с Богом.
Всходит первый сев дурман-травы,
Напоённой ярко-красным соком.
Тишина, и только день не спит
(В ночь казалось – он уж не наступит).
Мы убиты все, и Бог убит,
А Весна вокруг живёт и любит.

лето ’98

К тебе пришёл, грехом обременённый.
Мне надоел иссиня-чёрный плащ.
Прощай, свобода! Я твой муж законный.
Я не скорблю, и ты, жена, не плачь.
Я был наказан за святые муки,
Которые заставил претерпеть
Тебя. О Боже! Эти руки
Использовать умели только плеть.
А ты молчала – плакать бесполезно,
Когда я бил в языческом пылу.
Химеры замка помнят, как гротескно
Смотрелась кровь на каменном полу.
Но Бог не любит зло без отомщенья,
А если б нет, то ты была живой.
Твоей цепи серебряные звенья
Гремели по булыжной мостовой.
Ты шла на смерть и просто это знала
(Но не могла противиться судьбе),
За то, что ты Ребёнка обменяла
На пачку писем Странника к тебе.
Да, ты как мать скорбела об утрате,
Но Странника залог тебя не спас,
И в этом смертном снежно-белом платье
Жизнь видела тебя в последний раз.

лето ’98

Тебя сберегала
Крестом.
Но этого мало –
В мой дом
Вошла незаметная
Тень.
Я бедная, бедная!
Лень
Мне было прогнать
Её прочь.
Ах, как же узнать
Через ночь
Лицо долгожданного
Мной,
Забытого, странного…
Стой!
Ты кто? Я тебя
Не звала.
Но трубы трубят
И тела
Погибших в войне –
На возах.
О Боже! И мне
Чей-то прах…

осень ’98

Смотрящими вдаль истуканами,
Любившими, бывшими, пьяными
И чёрными острыми скалами
Ты тайну мою замыкала мне.
Взлетев одинокими птицами
С горящими яростью лицами,
Мои эскадроны погублены
Твоими жестокими куклами.
Заплачено кровью и золотом.
Мои Палантиры расколоты,
Но лица живых не подавлены
И мёртвых тела не оставлены.
Меч тяжек рукам искалеченным,
А битва последняя – вечером.

осень ’98

Мы уходили вечером
Во тьму ночных полей.
Нечаянными встречами
Он был обязан ей.
И ветер путал волосы
Ребёнку Сатаны.
Как огненные полосы
Зрачки его видны.
И у него нет имени,
И сердца тоже нет.
Глазами ярко-синими
Смотрел на белый свет.
Звенящим болью голосом
Он звал. Не слышно слов…
Был венчан хлебным колосом
Поверивший в любовь.

лето ’98

Застил туман твои глаза
Чужими думами,
И ты не знала, что сказать,
Чуть дрогнув струнами
Своей души. Тебе не петь
Дождём по мёртвому,
Слёзы не лить, в ночь не скорбеть
По Ветру гордому.
А Бог хотел испить из губ
Твоих молитвами.
Чужак был зол, чужак был груб,
Вонзаясь бритвами
Своих очей в нагую грудь
Младого ангела,
А ты кричала: «Не забудь!»
И тихо плакала –
Не тем, кто мёртв, а тем, кто жив
В дали непознанной.
Средь белых храмов и олив
Была непозванной
И захотела стать сама
Чужой избранницей.
Теперь пойдёшь, моя Зима,
По миру странницей.

осень ’98

Умывала себя росою,
Вытирала лицо косою,
Уходила в поля босою
Среброликою той весною.
Разнотравьем была согрета,
Загорела под солнца светом
И встречала в долинах где-то
Девяносто восходов лета.
Песней Бога зверей манила –
В ней звучала живая Сила,
У Дажьбога дождя просила,
В осень глянула – всё забыла.

зима ’98-99

Зоргу, вожаку Стаи

Искры в глазах –
Чёртова бездна!
Огненный страх.
Всё бесполезно…
Кто ты такой?!
Я не просила.
Антигерой,
Чёрная сила.
Бывший солдат,
Будущий Воин.
Мёртвыми ад
Обжит и строен.
Молод, но сед
(В яме со львами!).
Множество бед
Шлейфом за Вами,
Серый Палач!
Гляньте-ка, вот он!
Знамя–кумач
Над пулемётом.

зима ’98-99

О маленькая девочка
Со взглядом волчицы…
        гр. «Крематорий»

Меня искушает бритва,
Висящая на стене.
С самою собою битва,
А бритва уже во мне.
Течёт родниковой трелью
Живая вода из вен,
Смешавшись с дневной капелью,
Забрызгав квадраты стен.
И кто остановит реку,
Вернёт эту воду вспять?
Ни Богу, ни человеку
Бинты с моих рук не снять.
Кровавые пятна в белом:
Какой нехороший сон…
«О Ангел! Что ты наделал?!»
«Я умер и вышел вон.»

зима ’98-99

В эти благие очи
Я заглянуть не смела.
Тёмные, в звёздах, ночи…
(Боже! Я не хотела…)
Капали слёзы неба
В пьяные страстью руки.
(Жар колесницы Феба.)
Скоро родится в муке
Богу угодный Сыном.
(Если такой возможен.)
Всё оболью бензином
И сигарету брошу…

зима ’98-99

Владу и Насте

Не простить, не забыть, не поверить
В душу чёрного ворона сна.
Шторы спущены, заперты двери,
А в них ломится дура – Весна.
Здесь не место таким жизнелюбам!
Сумрак, холод и вечный покой.
Здесь Снегурки к ондатровым шубам
Пришивают звезду за звездой.
Ледяные глаза не заплачут,
Губы белые шепчут: «Умри».
Кай – задумчивый маленький мальчик,
Словно призрак, стоит у двери.
«Им довольна сама Королева.
Привезла его в собственный дом.»
Что за странная юная дева
На пороге стоит ледяном?
Кареглазая, русые косы…
Кай, она за тобою пришла!
Покатились горячие слёзы
У познавшего ласку тепла…

зима ’98-99

Отриньте все мечты,
Не стоящие Бога,
Сожгите все мосты,
Ступая на дорогу,
Ведущую в поля
Далёких заокраин.
Забытая земля…
Проклятый предок Каин!
Куда ты поведёшь
Их? (Жуткие потомки!)
Умрёшь, умрёшь, умрёшь! –
У самой мира кромки.

зима ’98-99

Яне Соловьёвой

Она промолчала. Довольно!
Зачем мне такой Судия?
Прости меня Господи! Больно,
Когда покидают друзья…
Она отвернулась, жестоко
И холодно бросив: «Уйди».
Стою в тишине у порога
На тёмном и странном Пути.
Она проклинала. Я тоже
Смолчать не сумела в ответ.
Осколками зеркала в коже
Её погибающий свет.
Она умирала. Я гордо
Стояла над бренным лицом.
Давился последним аккордом
Слащаво-тупой Мендельсон.
Её хоронили. Гвоздики
Три ей положили в ногах.
На зеркале странные блики…
«Мы снова увидимся – в снах»

зима ’98-99

Владу Филиппову

Тонкие руки Исусовы
Кто пригвоздить посмел?!
Все вы предатели, трусы вы!
Это ль его удел?
Веткой терновой венчанный.
Разве Богов венцы?
Мазанный миррой женщины –
Грешницы, блудницы.
Вы захотели мёртвого?!
«Пикою грудь пробей!»
Сила Христа простёртого
В смерти ещё светлей.

зима ’98-99

Яне Соловьёвой

В лето Господне глянув,
Ты проходила мимо.
Милая, милая Яна!
Хладной рукой пилигрима
Тронула пальцы Дивы
Та, что и жить не вправе.
Господи! как красивы
Эти глаза в оправе
Бронзово-гордых масок.
Ты ли моя подруга?
Жить без легенд и сказок
Знаешь, какая мука?
Я преклоню колено.
Господи, сделай милость!
Так, чтобы непременно
Всё это позабылось.

зима ’98-99

Птицей взвейся,
Солнце мне заслоня.
Смейся, смейся
И проклинай меня!
Что, не рада
Снова гореть в аду?!
«Лада! Лада!» –
Кто-то зовёт в бреду.
Звёзды меркнут,
Скорбью меня даря.
Имя – беркут.
«Лада, встаёт заря».
Переплётом –
(Словно прицел) – в окне.
«Лада, кто там?»
Эхо ответит мне.
Смертный холод,
Древний забытый враг.
«Слишком молод,
Чтобы уйти во мрак!
Лада, слышишь?!» –
Стон одиноких уст.
… «Тише, тише;
Дом твой сегодня пуст…»

весна ’99

Насте Курмазовой

Тусклый свет плафона,
Бледная рука.
Ты у телефона
Ждёшь его звонка.
Бродит осторожно
За окном твой взгляд,
И молчит тревожно
Белый аппарат.
Ты ему простила
Тот вчерашний крик,
Но за ликом милым
Прячется старик,
Погасивший душу
Льдом расхожих фраз.
Он тебя разрушит,
Он тебя продаст…
Вот ты стала строже,
Всхлипнув: «Всё, конец!»,
Но ожить не может
Призрачный гонец,
И в немом молчаньи
Комната пуста.
Плачет на диване
Девушка–мечта.

весна ’99

Яне Соловьёвой

Зола
Скроет город весь.
Стеклá
Белым занавéсь
Проём.
Через годы – дождь,
И в нём
Ты ко мне идёшь,
Христа
Белая печаль.
Не та,
Что была. А жаль…

весна ’99

Господу, Чёрту –
Колокола.
Ты был мёртвый,
И я умерла.
Всех превыше –
Мой Господин.
Ты услышишь
Только один
Слог в этом слове:
«Нет!»,
И заслоняют свет
Губы, глаза, брови…

весна ’99

Не знаю тебя, не верю,
А ты заклинаешь страхом,
И словно бы диким зверем –
Душа под льняной рубахой.
Хотевшая солнца в полночь.
Вкус мёда в цветочном дёгте.
Эй, кто там зовёт на помощь?
Старуху с косой возьмёте?
Кольца ободок на пальце.
«Вы замужем?» – «Я вдовою».
Кружатся в старинном вальсе
Сведённые злой судьбою.
Глядятся в стекло глазницы
Давно уже мёртвой леди…
Скажите, мне это снится?
«Спи, спи!» – отвечает Ветер.

весна ’99

Котами крадутся шорохи
И шёпотом сны напичканы.
Сидящий на бочке с порохом
Зря балуется со спичками.
В буфете слоны обедали.
Хрустальных обломков – тысячи
Зеркальных изломов – бедами.
Из дерева бритву выточив,
Иду убивать возлюбленных.
Смотри – суицид как правило.
Не милуя снов загубленных,
Мщу той, что меня оставила.
Ах, ведьма! Улыбкой, чарами
На сердце замóк навесила.
Глаза её были старыми,
А губы – румяней персика.
Плела золотые поводы
В серебряных кольцах пальцами.
Нет, лишние слёзы – проводы
Для выбранных быть скитальцами.

весна ’99

Спасший меня, простивший.
(Господи, как там страшно!)
Будущий или бывший –
Это не так уж важно.
Нет! И – ни шагу ближе:
Я не хотела б смерти.
Только меня ли слышишь?
Верьте мне, люди, верьте!
Божьею кровью сладкой
Вспоена и распята,
Я прохожу украдкой
Мимо чужого клада.
Белым огнём сияет
Прóклятый им подарок.
Мой нелюбимый знает –
Свет его слишком ярок.
В узких ладонях силы
Нет – удержать кого-то.
Вот и ушёл немилый
В красную кровь восхода.

весна ’99

Снег, опалённый крови
Ярким потоком.
Сомкнуты в гневе брови,
Спутанный локон
Ссохся в багряной жиже.
Дырка от пули.
Он, наклонившись ниже,
Думал – уснули
Эти глаза, чей пламень
Послан был адом.
Бросивший в бога камень?
Рухнувший рядом
Вкапывал в снег бездушно
Мёртвое тело.
Боги, как пошло, скушно!
Боги, как смело –
Чёрный провал нагана
К жилке височной,
Страшное слово «Мама!» –
Бронзовой точкой…

весна ’99

На пороге –
Мой любимый.
Боги, боги!
Пусть он – мимо…
Нет, не надо
Сына Лета.
Без огляда,
Без привета,
Без помина,
Слёзной соли…
Ветер в спину
Взглядом боли,
Тёрном в душу
(Мне ли – божье?)
Призрак мужа
В бездорожье.
За чертою
Мир мой светел.
Бог с тобою,
Странник–Ветер.

весна ’99

Горше яда слезы твоей соль.
Я твоей не хотела тоски.
Благодатная смертная боль
Словно терний вонзилась в виски.
Да, я плачу беззвучно в ночи,
Теребя длинных чёток янтарь.
От заветной церковной свечи
Этой жизни осталась лишь гарь.
И святой Богородицы лик
Потемнел, загрустил без огня.
Кто-то к раме дубовой приник
И молитву вознёс за меня.
Осенил снежно-белым крылом
Скорбный ангел задумчивость лба.
В зеркалах моих этот излом
Миновать мне уже не судьба.

весна ’99

Тихо, ни слова!
Меня тут нет.
Я умерла давно.
Время – оковы.
Закатный свет
Бьётся в моё окно.
Смотришь ли? Яна,
Зачем ты здесь?
Я ухожу к утру.
Плотник был пьяный.
Дубовый крест
Клонится на ветру.
Что это – Имя?
Ведь я – Никто,
Призрачное лицо.
Снимет он, снимет,
Скорбя о том,
Вдовье моё кольцо.

лето ’99

Плакал кровью,
Но отрёкся,
Не дождавшись третьих криков.
Прыснул солью,
В свет облёкся
На воде сверкнувших бликов.
Ждал, молился,
Слышал стоны,
Но скрывал лицо полою.
Матерился,
Бил поклоны,
Предал, выдал с головою.

лето ’99

Мы колесили по дорогам,
Меняя струны и подруг…
        Ария «Замкнутый круг»

Стёрты три пары
Железных сапог.
Серая пыль в волосах.
Звоном гитары –
Загадочный бог
С песней любви на губах.
Крылья расправлены,
Нимб набекрень,
Смехом хрустальным – куплет.
Рваными ранами
Хвалится тень –
Память оставленных лет.
Посланный света,
Прошедший пути
Всех поднебесных земель,
Боже, тебе-то
Идти и идти
В свой неоставленный Крель.

лето ’99

Вьются чёрные знамёна
Над златым венцом царя.
У резных ступеней трона –
Труп младого бунтаря.
Дочка царская в светлице
Мылит шёлковый шнурок.
Усмехается царица,
Сыплет землю на порог.
Чёрный дым застил Ярило,
Рвётся в небо бабий вой.
Чародей на мир уныло
Смотрит мёртвой головой.
Запах тлена в тронном зале,
В саже красное крыльцо
И в загадочном зерцале
Смерти–матушки лицо.
Насквозь мокрая пелёнка
Сохнет коркой кровяной.
В колыбели спит тихонько
Чадо, ставшее виной
Бойни.

лето ’99

Не в глаз, а в бровь.
Со звоном вонзались зубы…
Искусаны в кровь
Нежные губы.
Взмах.
Шелест. Густые ресницы.
Темно в глазах
(Глаза закрыты). Прикосновенье птицы.
Томная бледность щёк.
Багровые пятна бреда.
Тенями лёг
Бред в уголках губ. Лето
За спущенной шторой.

лето ’99

Яне Соловьёвой

Ложь в обещаниях, и совесть истекла,
И в ожидании уже не видно чуда,
И жизнь моя бессменная прошла
Украдкой, в никуда из ниоткуда.
Прощаемся как будто в первый раз
И сами будто этому не рады,
А под окном играет вновь для нас
Оркестр похоронный серенады.
Ты плакала б?… Хотя – о чём просить
Товарищей, ушедших в неизбежность?
Да, хоть теперь я – просто волчья сыть,
Со мной твоя, палаческая нежность.
Последний раз проведшая бруском
По идеально-острой гильотине,
Ты вытираешь слёзы мне платком
И говоришь: «Мне жаль», но не «Прости мне»

лето ’99

На подоконнике, будто жёлтая лилия
В гранённом стакане с водкой,
Плачет девушка. Имя, фамилия
Будут оглашены сводкой
Происшествий, в графе «Суициды»
(Как будто им смерти мало).
Цветочки маленькой Иды
Спят после долгого бала.
Девушка-лилия курит,
Бросая окурки в чашку
С изображеньем куриц,
Мучающих ромашку.
Глаза затуманены смехом
И болью. Она поднимает руки
И рада уколам-вехам
На синих дорогах к разлуке.
Под феньками на запястье
Косые белые шрамы,
Разбитые швами санчасти.
Она их скрывала от мамы.
Она сидит здесь, одна на свете,
Солнце ласкает кожу.
Ей пора уходить. Ветер
Поможет –
Захлопнет за ней створку.

лето ’99

Не верьте в это пламя,
Все рыжие нам лгут.
Они нам платят снами
За ласку и уют,
А утром, отрицая
(Мол, всё полночный бред),
Бесследно исчезают
На много-много лет.
Когда же остывает
Уже и пепел душ,
Они приходят, ставят
На стол горячий пунш,
Кладут в камин поленья,
Сжигая боль в огне,
И в царской своей лени,
Смеясь чему-то вне,
Молчат.

осень ’99

-1-

Февраль ли суровый
Тебя мне припас,
Иль чёрт постарался,
А Бог не упас?
Но сорваны двери,
И в доме – беда,
И стылая в окна
Стучится вода.
О сумрачный рыцарь
В кровавом плаще,
Ты видишь здесь призрак
Погибших вещей;
Вернувшись домой,
Ты нашёл уголья.
Ты плачешь. Ты плачешь?!
Где воля твоя?
Судьбой мне дарованный
Странник небес,
Ты здесь появился
И тут же исчез,
Как божьей обители
Факел во мгле.
Но я не увидела
Тень на челе…

-2-

Кто-то теперь
На другой стороне.
Чёрная дверь
Не откроется мне.
Через стекло
Мне не слышно слова.
Мне повезло –
Я осталась жива.
«Боже, чтó – он?»
Как глухая стена…
Сдавленный стон,
Вит – и та сторона.

-3-

Холодок очам,
Молоко губам.
Кто б ты ни был сам –
Смерти не отдам.
Бога в доме нет,
А в проёме свет,
И на прахе лет
Чей-то лёгкий след.
Это кто? Мой Вит.
Может, просто спит?
Но душа дрожит…
Мёртвый как гранит.
Это всё – шизá.
Золотá слеза.
Глянет Смерть в глаза,
И я следом за…

-4-

Мне хода нет
В тот яркий свет,
И нет ключей
От тех дверей.
Скорбя, стою
На том краю
И ждать нет сил –
Ты всё забыл,
Герой – обман.
В глазах туман
Кровавой мглой.
Какой ты злой
К своей судьбе.
Ну что тебе
Чужие сны?
Глухой стены
Не одолеть.
За нею – Смерть.

-5-

Не глядя в глаза, сказал,
Что я не твоя мечта.
Твой образ туманным стал,
Как будто – через года,
И камнем ушёл на дно.
А мне уже – всё равно…

апрель ’99

-1-

Я почувствовала взмах.
Обернулась – сиянье крыл.
Мимолётный чужой страх,
Превратившись в любовь, застыл.
И хотела душа – ввысь,
В ослепивший её свет,
И звала: «Через тьму рвись
Разделяющих нас лет».
Он услышал и пал вниз –
Не к земле, а в мою длань.
Кто он был? Может быть – Христ…
Иль запретная мне грань?
Он позвал меня в свой сон.
Я смотрела в просвет глаз.
Я не знала, кто был – он,
Но он веру мою спас:
В то, что можно летать – всем,
В то, что крылья мои – есть,
В то, что я прощена тем,
Кто погиб за меня – здесь.

-2-

Когда-то он был мне плох,
Тот мост; зеленá вода.
Я чувствовала подвох.
Зачем мы пришли сюда?
Ажурный узор перил
И ветра весёлый смех.
Рукой мне глаза закрыл
И словно рванулся вверх.
Сначала искрой – испуг,
Но небо – мечта-печаль,
И, не расцепивши рук,
Мы шли в голубую даль.
Улыбки прорез в губах,
Блеск – слёзы с густых ресниц.
В распахе льняных рубах
Мы были друзьями птиц.
А май шелестел листвой,
Свет солнца сквозь пальцы плыл…
Открой мне глаза, открой!
…Нет, всё это сон мой был.

-3-

Стук.
Силуэт в проёме окна.
(На моём восьмом этаже?)
Друг.
Я ничуть не удивлена.
Я его ожидала уже.
Крыл
Осеняющих лёгкий взмах –
И сплетенье, срастанье душ.
Был
Он захожим в моих снах.
Слава Богу: не брат, не муж.
Стон
Разлучавшихся лебедей
Простынь неба в лохмотья рвал.
Он
Не похож на других людей,
Захотевший летать Дедал.

-4-

Не жди меня: меня уж нет в живых.
Я умерла, и похороны завтра.
На сном навеянных булыжных мостовых
Судьба играет сцены из Варкрафта.
Прости меня. Наверно, нет пути,
Ведущего в страну неспетых песен,
Куда за руку мы могли б идти.
Вдвоём тернистый путь нам слишком тесен.
Да, я права. Опять, опять, опять
Осколки вырываются на волю,
И по ночам любви мешают спать
Давнишние сердечные мозоли.
Зачем письмо – ветвистый ручки след,
Как кровь души, не выплакавшей горя?
А мне уже семнадцать долгих лет
И мёртвые зовут с собой за Море.
Я недостойна Имени Христа,
Вкусившая нерайского блаженства.
Ты помнишь ту, летящую с моста,
Фигурку – знак потерянного детства?
Все куклы брошены, и ты – одна из них.
Я сожалею. Это не нарочно.
Я как ребёнок, что, устав, притих,
Вглядясь во тьму, у скважины замочной.
Так я смотрела на разгульный пир,
Сама себе тихонько улыбаясь.
Меня не пригласили в этот мир,
И я уйду отсюда, не прощаясь.
Я думала лишь о себе одной,
И на руках, порезами увитых,
Вычёркивала бритвой кровяной
Всё то же имя – умершего Вита.

лето ’99

Владимиру Морозову

-1-

Ветер – словом,
Ветер – взглядом,
Ветер – в сердце
Пуля с ядом.
Ветер – болью,
Ветер – страстью.
Ветер – крахом
Веры в счастье.
Мой убийца;
Враг навеки.
Ветер, ветер
В человеке.

октябрь-декабрь ’98

-2-

Холодом повеяло
От твоей любви.
Вытираешь слёзы мне
Пальцами в крови.
Боль в глазах запрятана –
Слишком глубока:
Угольными пятнами
Два твоих зрачка.
Я не помню имени,
Я не знаю слов.
Ледяным надгробием
Мне твоя любовь.

октябрь-декабрь ’98

-3-

Я так не умею,
Я так не могу.
Я тебе не верю,
Я тебе не лгу.
Правду – ты не знаешь,
Я не знаю ложь.
Ты меня поймаешь,
Ты меня убьёшь.
«В голове догадки…»
Сколько зим и лет?
На руку в перчатке
Был надет кастет:
Пять колец народа,
Мёртвого в огне.
В это время года
Ветер нужен мне.

октябрь-декабрь ’98

-5-

Искажённые мукой лица
И глаза как провал во тьму.
Ветер знает, зачем мне снится
То, что сниться должно ему.
Опалённые адом брови,
Две слезы горше горьких трав.
Ветер сам мне глаза закроет
И поймёт, может быть, кто прав.
Сквозь болота лжи и обмана
Можно вымостить к сердцу гать,
Но она порастёт бурьяном –
Ветра в поле не отыскать.
Разомкнуть невозможно пальцы.
Вера – только в стальной клинок.
Мне до Ветра бы достучаться –
Он бы смог, всё на свете смог!

октябрь-декабрь ’98

-9-

Расскажу я степному ветру,
Что колышет дикие травы,
Как мне больно, когда он рядом,
Как мне страшно, когда он здесь.
Расскажу я степному ветру,
Как мне хочется быть забытой,
Как мне хочется быть убитой
Только им, только им одним.
Расскажу я степному ветру,
Сколько боли он мне приносит,
Словно нож в мою душу входит
И, смеясь, выпивает кровь.
Расскажу я степному ветру,
Что молилась за то, чтоб умер
И держала кинжал под платьем,
И ждала, всё равно ждала.
Расскажу я степному ветру,
Что он всю мою душу выдул,
Что иссякли все мои слёзы,
Что любила его безумно.
…И мечтала сама быть ветром…

зима ’98-99

-10-

Зачем тебе цветок, прохожий?
Зачем ты у дороги ландыш рвёшь?
Цветок чужой тебе земли – и всё же,
И всё же – как похож…
И вспоминаются заоблачные дали,
Зелёные холмы, дымок вдали…
Там твоё место, но едва ли
Ты заслужил прощенье той земли.
Ты уходил, чтоб больше не вернуться.
Теперь не гражданин – теперь изгой
Среди таких же, а они плетутся
По каменной дороге за тобой.
Ты их вожак, ты, бывший воин.
Ты не погиб, но родина твоя мертва.
О, неужели ты один достоин
Услышать столь жестокие слова?
Зачем тебе цветок, прохожий?
Он слаб, не проживёт и дня.
На гранях твоего клинка – похожий,
Но закалённый в бешенстве огня
Войны, сгубившей целые народы,
Восставшие у Бога на пути.
А ты один остался. Кто ты?
Ответа и у Ветра не найти…

весна ’99

-12-

Ледяное дыхание Ветра
Разбудило меня поутру.
Мне приснился он, бывший и светлый.
Я сегодня, наверно, умру.
Ветер мне говорил, что я знала,
Что я помнила только одна.
Но ему было этого мало.
Он сказал, что я слишком юна.
«Я не верю! Зачем это, Ветер?
Я с тобой не была молода.»
Он мне только улыбкой ответил
И устало ушёл в никуда.
Я осталась тогда одинока,
Позабывшая эти слова.
Мой котёнок сидит у порога
И не знает, что я не жива.
Кто-то вспомнит, а кто-то попросит
У погасшего сердца тепла.
Ветер грешную душу уносит.
Он был рад, когда я умерла.

октябрь-декабрь ’98

-14-

Да, неправеден, да, я знаю:
Убивал и не плакал в ночь.
Тьмою тьмущею чёрных знамен
Богу я приходил помочь.
Не молился – мне Бог не в Имя.
Я не раб и не буду им.
Я дружу со зверьми лесными,
Талисманом Отца храним.
Ветер крылья мои расправил
Чёрным пламенем за спиной.
Не признав человечьих правил,
Я ушёл. Он ушёл со мной.
Мы бродили вдвоём по свету,
Непохожие на людей,
И однажды остались в лето,
Повстречав тех лесных зверей.
Стали мы молодые Волки,
Только исстранни – так, слегка,
Но ловил на себе я колкий,
Взгляд неверящий вожака.
Соблазняла меня волчица,
Но я словно бы был слепцом.
Глупый Ветер успел влюбиться
И хотел даже стать отцом.
Но пришли городские люди…
Воин-Ветер не смог успеть
И увидел, как ту, что любит,
Уносила Хозяйка-Смерть.
Колдовал я в волшебный камень,
Чтобы он оставался жить.
Необъемлемой боли пламень
Не сумел его погубить.
Он восстал, словно Феникс с пепла,
Но душа холодна как лёд.
Его ненависть с ним окрепла,
Его вера ушла в излёт.
И, пройдя всей земли дороги,
Не устал Ветер крест свой несть.
Он кричал, становясь на ноги,
Это сладкое слово: «Месть!»
Стала пылью – вонзивших пули
В тело волка – живая плоть.
Они спины пред Ветром гнули,
Но отрезан уж был ломоть.
И, оставшись один в развалах,
Он не понял, что лишь помог
Той, которая забирала
Кровью капающий кусок.
Я был с ним в эти злые годы,
Но с другой стороны меча,
И звал Бога, но, в неба своды
Ударяясь, мой глас звучал
Реквиемом тем, что убил он –
Ветер, ставший белей снегов.
«Спи спокойно» – чужим могилам.
Бог не отдал своих долгов…

весна ’99

-16-

Если бы я могла,
Я бы тебя убила,
Я бы тебя спасла,
Я бы тебя простила.
Если бы ты – в ночи,
Если бы я – рассветом…
Господи, не молчи!
Благослови ответом.
В синих глазах вода –
Слёзы по тем, кто в горе.
Если бы знать, когда
Ты уходил за Море…

октябрь-декабрь ’98

-19-

Как безнадёжно-горек
Взгляд этих серых льдин…
Мне ли, тебе на горе
Снова ты здесь один.
Нет, не узнаешь тайны,
Кто из двоих – твоя.
Призрачный и печальный,
Муж мой ушёл в края
Смерти, признав невестой
Чью-то чужую дочь.
Нет, здесь тебе не место.
Прочь, убирайся прочь!
Ядом слова летели.
Гас предзакатный свет.
Двое сестёр глядели
Ветру-бродяге вслед.

октябрь-декабрь ’98

Тимуру Юлдашеву

Имя как литое –
Магнум у виска.
Время золотое
Пригоршней песка.
Я давно простила,
Я давно ждала.
Смерть не приходила.
Вера предала.
Два ключа в кармане –
Твой и мой ответ.
Даже Бог обманет,
А в проёме свет.
Дверь была открыта…

лето ’98

Посвящается Пятёрке

часть I

Над горизонтом зажглась звезда.
Да!
Я иду по этим дорогам
С Богом –
Со своим мечом
И с большим золотым ключом
В руке.
Старый шрам на щеке
И слёзы.
Словно жёлтые розы
Вспоминаю его глаза.
Гроза
Собирается где-то вдали.
Корабли –
Огромные тучи.
Кто-то сказал: «А не лучше
Повернуть,
Переночевать дома, а завтра в путь?»
Я молчу.
Я доверяю только мечу
И чёрным рунам клинка.
Рука
Непроизвольно сжалась в кулак.
«Дурак!
Возвращаться – плохая примета.
Где-то
В пути нас найдёт неудача,
Или иначе –
Можешь вернуться домой,
Тогда со мной
Не идёшь.»
Дождь.
Человек ушёл, не сумел.
Значит, Путь – не его удел.

часть II

…Прошёл месяц, как мы идём
Этим Путём.
Сначала нас было восемь,
Но – осень…
Мы проходили Карсдом
Уже впятером.
Я знаю,
Что на этом Пути потеряю
Ещё троих.
Из них
Кто-то умрёт,
Кто-то уйдёт,
И лишь один дойдёт до Башни.
Страшно
Смотреть
На людей, что должны умереть
Скоро.
Солнце окрасило в пурпур горы.
Дождь кончился. На востоке растёт
Восход.
Пора сворачивать в лес.
Каждый из нас как будто исчез,
Растворился в листве.
Сонные думы в моей голове
И усталость.
Ничего, недолго осталось.
Итак, посчитались – все пять?
А теперь – спать.

часть III

Вечер.
Растянувшись на шкуре овечьей
У костра
Я и сестра.
Наверно, для счастья нам нужен
Только хороший ужин.
Ратор ушёл на охоту.
Кого-то
Он нам поймает?
Кто знает…
Мира задумчиво смотрит в ночь.
Дочь
Чародея, она пошла с нашим отрядом.
Рядом –
Джок.
Невысок,
Зеленоглаз.
Он недавно Миру от волка спас,
И она его отблагодарила:
Сидит рядом, улыбается мило.
«Аск, уйдём.
Оставим влюблённых вдвоём.»
Но тут Ратор вернулся.
Он схлестнулся
Где-то в лесу с врагом.
Значит, ужин потом,
А сейчас и нам, и ему
Во тьму
Уходить пора.
Только чуть тёплые угли костра
Выдают место, где лагерь был,
А нас уж и след простыл.

часть IV

Прошло три дня.
У меня
Предчувствие, что до Башни совсем немного.
Дорога
Из синего кирпича.
Только копыта стучат
По ней –
Мы угнали коней.
Но Аск умерла –
В неё попала стрела.
Аск спросила,
Будет ли там, где её могила,
Шалфей?
Я обещала ей.
И её меч
Обещала беречь
До прóклятой Чёрной Двéри.
Она умирала, веря.
На конях мы быстры словно птицы.
Скоро граница
Заповедных волшебных земель.
Уже виден последний город – Крель.

часть V

Мы оставили Миру и Джока в Крéле.
Они сами того хотели –
Начать всё сначала.
Их венчала
Сначала я – щитом расколотым,
Потом церковь – водой и золотом.
Что подарить?
И нет денег, чтобы купить,
Но – Его Величество Случай:
Правителя города мучат
Ночные визиты вороны белой.
Кто сможет её убить? Ратор вызвался это сделать.
Достаёт свой огромный лук,
И вдруг
Развернулся, почти не целясь стреляет
И попадает
Прямо в глаз зловещей вороны.
«Ты достоин короны
Самого меткого», – возглашает король, –
«Изволь!»
«Император!» –
Учтиво кивнув, предлагает Ратор
Отдать корону влюблённым
Молодожёнам.

часть VI

Неделя,
Как мы покинули жителей Креля.
Мы стоим у ворот
Замка. Ратор чего-то ждёт.
Мелом
На них написано: «Телом
И душой должен быть чист тот,
Кто войдёт
В Чёрную Дверь»
Теперь
Нам приходит пора расстаться.
Ратор будет здесь дожидаться,
Сторожа коней и еду;
Я иду.
Снимаю колчан и перевязь с плеч,
Оставляю себе только меч,
Который привёл
Меня в эти земли и этот костёл.
Золотым ключом
Открываю (свой будущий?) дом
И осторожно вхожу.
Бужу
Тишину звуком шагов.
Изваянья богов
По обе руки от меня.
Без огня
Светло, словно в стенах зарница.
В центре зала – гробница.
Заглянула:
Королева, будто только уснула.
Вдруг открывает глаза.
«Нельзя!»
Хватает за рýку.
«Как подругу,
Лия, прошу – не ходи!
Странные вещи там впереди.»
«Нет,
Мне надо». Я вижу свет.
На клинке загораются руны.
Кто-то юный
С лицом, искажённым в стоне
Сидит на троне,
Совершенно один.
Человек, которого я искала – мой Сын…

18 декабря ’98

Между Дьяволом и Богом –
Ни туда и ни сюда –
Выбрал человек Дорогу,
На которой ни следа.
Он пошёл такой тропою,
Где не властны Бог и Чёрт.
Он не плачет над судьбою.
Он дойдёт – и мир спасёт.
Пусть за то отдать придётся
Жизнь свою и кровь свою,
Он над Смертью посмеётся
У могилы на краю.

июль ’97

Молчание. Лишь ветер шелестит
Опавшею листвою под ногами.
Забвение. Он – Проклятый. Он спит,
Властитель Тьмы, поспоривший с богами.
В оковах руки. Чёрное крыло
Приосенило бледное коварство.
Он просто спит. Не будет мёртвым зло,
Пока живёт его земное царство…

август ’97

Прости…
Я должна была знать.
Уйти…
И тебя потерять?
Забыть
Я, увы, не смогла.
Любить?
Но любовь умерла.
Скорбеть
О тебе не могу.
На смерть
Я тебя обреку.
Весна,
Ты меня не тревожь.
Одна?
Да, одна. Ну и что ж?!

июнь ’97

Александру Ш.

Забудь мой адрес, телефон,
Забудь мои глаза,
Забудь те несколько имён,
Что могут нас связать,
Забудь тепло моей руки,
Забудь тот летний дождь…
Забудь, прости и отрекись.
Меня ты не вернёшь.
Не помни, как меня зовут,
И сердца дробный стук.
Ведь иногда и боги лгут.
Ты был мне… просто друг.

июль ’97

Александру Киму

Оглянись в последний раз
У порога. Всё прошло.
В полумраке серых глаз
Не увидеть за стеклом.
Уходи в последний путь.
Смерть – как дверь в соседний мир.
Не забыть и не уснуть
В тишине пустых квартир,
Там, где жизнь как сон идёт.
Я – прощу, и ты – прости,
Если случай нас сведёт
На нехоженном пути…

февраль ’98

Александру Киму

Ты пришёл ко мне, Синеглазый,
С застывшей во взгляде болью,
Спросил: «У тебя есть список,
Маленький чёрный список
Властителей твоих мыслей?»
Тогда я тебе сказала:
«Ты второй в этом чёрном списке,
Но не плачь, Синеглазый Ангел,
Тот, кто первым был, уже умер…»
А сама вспоминала губы,
Которые не целовала,
И узкие плечи, к которым
Прижаться могла лишь в танце,
И чёрные очи, в которых
Искала своё отраженье,
Но только сама утонула,
Как камень, брошенный в воду.
Глаза навсегда закрылись,
А я навсегда потеряла
Тот камень, что был моим сердцем.
Прочёл Синеглазый Ангел
Всё это в слепом моём взоре
И молча ушёл, отвернувшись,
Скрывая под маской горя
Случайную радость разлуки.
Его отпустила с миром –
Свидетелей Смерть не терпит…

январь ’98

Богом забытые,
Небом оставлены
И по дороге
Свободы отправлены.
Дети из прошлого,
Глупые, странные.
Вы – непрощённые,
Вы – безымянные.
Углем по белому,
Мелом по чёрному.
Трудно помочь
Королю обречённому.
Тропы кончаются.
Дебри туманные.
Вот и пришли вы
Ко Мне, Безымянные…

лето ’97

Сверкнула синими глазами
И отдала назад подарок.
«Адью, покорена не Вами.
Шут слишком ярок.»
Конечно, ей милее ряса,
И тот, кто в рясе – хитрый старец.
Ведь ей с ним нечего бояться,
А я – Скиталец.
Нет, я не плачу – дело чести.
Пусть боль, но я рождён смеяться.
«Адью, неверная невеста!»
Пора прощаться.

лето-осень ’97

О Господи, за что мне этот день?
Исколотые вены на руках.
Уже не видно этих тонких вен,
И – вечное безумие в глазах.
О Господи, за что мне эта ночь?
Забвенье в шприце кончилось давно
И только бритва сможет мне помочь,
А из колонок – музыка «Кино»…

лето ’98

Мы очистились и стали словно дети.
Первым снегом были прощены.
Всё бело – и ничего на свете,
Кажется, нет кроме тишины.
Таял снег слезами на ресницах.
Я спешила, ускоряя бег.
Я искала в окружавших лицах
То тепло, в котором таял снег.
Холодны, как каменные маски…
Ни души, ни искорки огня.
Ничего нет, кроме белой краски,
Делающей мёртвой – и меня.

октябрь ’98

Я никогда не была молодой.
Всё, что вы видели – добрая маска.
Я есть холодною, злой и пустой.
В мире моём только чёрная краска.
Вы забывались в объятьях моих,
Я же хотела лишь света немного.
В жизни любила я только троих –
Яночку, Ветра и Тёмного Бога.
Кто это понял, тот тихо ушёл –
Незачем счастью ложиться в могилу.
Снова гадалка кидает на стол
Старших Арканов: Смерть, Жрицу и Силу.

зима ’99

Нас матери просили
Детей их не беречь.
Предательством клеймили –
Не взявших в руки меч.
Лишь одного боялись –
В последних быть рядах,
И, умирая, клялись
С улыбкой на губах
В Вальгалле ждать друг друга
И, может, помогать.
Нечеловечьей мукой
Нам было отступать.
Теряя самых смелых,
Но смерть даря врагам,
Мы шли дорогой белой
По кровяным следам.
И франки оставляли
Долины наших рек.
Пока мы воевали,
Последний стаял снег.
Им вскоре не хватало
В десятке – семерых,
Но, Боги!, как же мало
Осталось нас самих…

весна ’99

Перекрёсток. Обитель духов,
Ветром шепчущихся в ушах
О нелепых и горьких судьбах
И о странных неясных снах.
Путник пьёт:
– Призываю тёмных
Властелинов кровавых дней.
– Ты зовёшь нас? Ты знаешь цену.
Ты согласен платить по ней?
В смерти – жизнь и твоя свобода
От загадочной злой судьбы.
Неизменно, как корни мира.
Не опаздывай!
– Если бы
Я мог снова увидеть ваши
Лица, с вами поговорить,
И хмельного напитка знаний
Довелось ещё раз испить…
– Погибавшую в муках душу?..
– Мог спасти бы, и даже рад.
– Получить за неё отсрочку;
Выкрасть золото как пират,
Принести, показать всем людям,
Что рука до сих пор крепка;
– И лицо повернуть бесстрашно
К заострённым рогам быка
И пить красную кровь-победу;
Как солдат, свой трофей теребя;
Как шагающий по карнизу
К осознанью всего себя.
– (смех) Ну, что же! А ты не будешь
Обо всём этом сожалеть?
– Нет.
– Нам нужно соединиться.
Кто-то должен был умереть…

март ’99

Изгибом крыльев чайки – брови.
«Я ненавижу» – бросила вослед.
О, сколько яда было в этом слове!
А ей всего лишь восемнадцать лет…
«Да знаешь ль ты, что значит это слово?!
Самоубийство, боль и пустота.»
Но сжала губы гордо и сурово
Моя рыжеволосая мечта,
Скользнув по мне оледенелым взглядом:
«Я ль виновата в том, что ты жива?»,
И у богини, что стояла рядом,
Склонилась огорчённо голова.
Упрятав лик свой в узкие ладони,
Я тихо засмеялась над собой.
О Боже всеблагой! Она не помнит
Последнюю войну, последний бой…
И я шепнула: «Разве я желала
Жить ненавидимой тобою – здесь? Скажи!»
Натянутая туго задрожала
И порвалась струна её души.
Как раненая птица встрепенулась,
В колени бросилась, объяла в забытьи,
И окропил лица широкоскулость
Благословенный дождь её любви.
Мы плакали вдвоём, обвив руками
Друг друга столь похожие тела.
Мы снова были вместе, а над нами
Неизмеримость неба в облаках плыла.

лето ’99

Искуплена от Бога,
Получена в награду,
Стоишь ты у порога,
И я с тобою рядом:
«Куда идём?» «Не знаю.
С тобой – хоть на край света!»
Тихонько умирает
Улыбка злого лета.
Мы крикнули в свободу:
«Прости, но мы уходим!»,
И третье время года
Свихнулось на исходе.
И мы, обрезав косы,
Ушли, себя не вспомнив.
К нам протянула осень
Багряные ладони.
Нам этот мир был тесен.
Вдвоём нам больше надо
Тех августовских песен,
Костров и звездопадов.
Я счастлива с тобою
В забытом Богом рае,
А в шорохе прибоя
Нам Кто-то всё прощает…

лето ’99

М.Булгакову и «Мастеру и Маргарите»

Ран на груди не считал,
Капель кровавых не видел.
Он говорил, что устал,
И сам себя ненавидел.
Холоден, мрачен, суров –
Нет ничего, кроме дела.
Из-под терновых шипов
Я на него поглядела.
Мýкою рот искривил,
Поднял попавшийся камень,
Тонкие руки пробил
Чёрными злыми гвоздями.
Гас мой последний рассвет.
Строй мертвецов сжался плотно.
Красила в пýрпурный цвет
Кровь – голубые полотна.
Тьма поглотила лучи,
Страхом умы наполняя,
И в полудённой ночи
Поднялся дротик, сверкая.
«Нет!» – крикнул кто-то, спеша.
Солнце прорéзалось ало:
Птицей вспорхнула душа.
Сердце уже не стучало.
И обнаружились вдруг
Слёзы – без звука, без стона.
Умер единственный друг
Римского центуриона.

весна ’99

Жёлтые лилии
В чёрной воде.
Вы утопили их
Слёзы в нигде.
Рыжие волосы,
Светлая прядь.
Медные колоссы,
Вам не поднять
Трудного бремени
Псевдолюбви.
Нет больше времени.
Тёрном увив
Тяжкую голову,
Вижу – дом пуст.
Жидкое олово
Льётся из уст.
Таврами выжженный
Лиц зоопарк.
«Рыжая, рыжая!»
Жанна д’Арк.
Дни напророчены
Смерти от рук
Пламени. Сточены
Лезвия мук
Многими шеями
Чьих-то детей.
Самонадеянность
Видно везде.
Стены Бастилии…
Нет, не зови!
Чёрные лилии
В красной крови.

лето ’99

Мой Ангел, искушающий меня
На жизнь во тьме, на смерть во имя смерти,
Над головою чёрный стяг подняв,
Ты словно ось всемирной круговерти.
Мой Люцифер, абсурдный ночи свет,
Твой лик прекрасен, горд и абсолютен.
Уже нет сил ответить снова: «Нет».
Меня отвергло небо и отвергли люди.
Огонь, в аду что принуждён гореть,
Зовёт отречься от земной юдоли.
Я слишком молода, чтоб умереть,
Но почему мне так охота воли?

лето ’99

Яне Соловьёвой

Оживив задремавшую память,
Ветер горько рванулся и стих.
Кто тихонько касался губами,
Согревая в ладонях своих,
Неги пальцев, холодных и гладких?
Это был мимолётный испуг.
Осторожно снимаю перчатки
С этих нежных израненных рук.

лето ’99

Я знала – он умрёт,
И то кольцо сняла.
Холодной словно лёд,
Его рука была.
Пыталась отогреть,
Но он уже молчал.
А может ли скорбеть
Тот, кто Бессмертным стал?
Наградой Королю –
Его земная твердь.
Последнее «люблю»
Ему подарит Смерть.

зима ’97-98