Ран на груди не считал,
Капель кровавых не видел.
Он говорил, что устал,
И сам себя ненавидел.
Холоден, мрачен, суров –
Нет ничего, кроме дела.
Из-под терновых шипов
Я на него поглядела.
Мýкою рот искривил,
Поднял попавшийся камень,
Тонкие руки пробил
Чёрными злыми гвоздями.
Гас мой последний рассвет.
Строй мертвецов сжался плотно.
Красила в пýрпурный цвет
Кровь – голубые полотна.
Тьма поглотила лучи,
Страхом умы наполняя,
И в полудённой ночи
Поднялся дротик, сверкая.
«Нет!» – крикнул кто-то, спеша.
Солнце прорéзалось ало:
Птицей вспорхнула душа.
Сердце уже не стучало.
И обнаружились вдруг
Слёзы – без звука, без стона.
Умер единственный друг
Римского центуриона.
весна ’99
|