ИВЛ | Главная | Samuel Volkov | Flashback

Samuel Volkov

Flashback…




* * *

Бежать. Бежать без оглядки, не выбирая дороги, спотыкаясь о коряги и проваливаясь в ямы. Бежать, не замечая бросающихся в лицо веток и хлещущей по ногам ощетинившейся лезвиями травы. бежать из последних сил, игнорируя мешающий дышать комок в горле и боль в стертых ногах, поскольку шорох за спиной явно говорил о том, что погоня и не думает отставать. страх. страх, животный, подсознательный, не оставляющий выбора целиком и полностью занял мысли. даже мысль о попытке оглянуться вызывала лишь отвращение и попытку увеличить скорость бега. вся вселенная сократилась до размера коридора, со стенами необъяснимого словами цвета, который он метр за метром оставлял за спиной.


«ну вот и конец», – подумал он, когда ноги не выдержали и он с разбегу ткнулся носом в землю какого-то невысокого холмика. все, что для него представлял мир можно было выразить тремя словами: тишина, страх и ожидание. секунды ожидания тянулись часами, в висках гулко бухал гидравлический молот, обостряя восприятие до чудовищных пределов. сердце гоняло по организму литры насыщенной адреналином крови. весь организм замер в ожидании и превратился в огромный комок нервов и мускулов, готовый мгновенно отреагировать на любой внешний раздражитель, но вокруг было тихо. постепенно уровень адреналина в крови начал спадать и на организм стали наваливаться усталость и отупение, вытесняя собой страх. тишина… она уже даже не пугала, что в сочетании со стремлением покончить со всем побыстрее и чувством обреченности вело к еретическому желанию удовлетворить любопытство и обернуться. наконец он решился и очень медленно повернул голову. глаза… два настороженных провала, ведущих из этого мира в королевство кривых зеркал, покрытое смогом из тумана усталости и дыма разочарования, с надеждой и мольбой смотрели на него в упор. и он не мог взять на себя ответственность и рискнуть отвести взгляд, поскольку понимал, что этим он почти наверняка уничтожит последнюю возможность хоть что-то изменить в правилах, написанных не им. по прошествии некоторого количества времени его глаза начали слезиться, и он понял, что надо что-то срочно предпринимать. не отводя взгляда он отполз чуть выше по холму, встал и протянул себе руку: «ну, пойдем домой. тебя там кто-то давным-давно ждет, и он очень хочет поговорить с тобой.»

* * *

Холодно
Сворачиваюсь в эмбрион
Превращаю одеяло в кокон
Выторговываю крупицы тепла
В обмен на доступ к свежему воздуху
Холодно
Поднимаю воротник
Прячу руки в карманах
Застегиваю молнию до упора
И скрываюсь в ненавистном капюшоне
Холодно
Доверяю, прощаю
Помогаю чем могу
Заглядывая при этом в лица
Особенно в глаза с затаенной надеждой
Холодно

* * *

То ли гром в небесах
То ли боль в голове
Словно выстрел в висок
Мысли мечутся серной
Снова чувствуешь страх
Снова ищешь ответ
Но струится песок
Между пальцев. Неверной
Нитью тянутся дни
Где обрыв не узнать
Там уже узелок
Память вяжет украдкой
Мрачных мыслей огни
Но себе не солгать
Жизнью в ночь, в эпилог
Брошен вызов перчаткой

2003(?)

* * *

Память грустной, тоскливой волной
Набежала, накатила.
И её беспощадный прибой
Залепляет меня тиной.
Я по-прежнему помню тебя,
Хоть прошло с лишним два года.
Что-то душу тревожит опять –
Это, видимо, погода…

сентябрь 2001

* * *

Нелепость условных границ,
Фальшивость приветливых лиц, –
Всё катится вниз по наклонной.
Февраль, где растаял весь снег,
Без цели безудержный бег
Мой адрес в прописке – «бездомный».

февраль 2002

* * *

Я, кажется, схожу с ума
Тону день за днём как в воде
В пустоте.
И ангел с чёртом как друзья
Пьют водку у меня в душе
В пустоте.

Своё там кошки отскребли
Давно. Теперь там тишина,
Только шум
Где небожители легли,
Где не достроена стена
Мрачных дум.

август 2001

* * *

Тишина. Не та успокаивающая тишина, в которой он привык просыпаться, а тяжелая и давящая, словно плотное пуховое одеяло, под которое ты залез, чтобы укрыться от всепроникающего солнца. Глаза разлеплялись не просто с трудом, а так, будто на каждом веке висело по двухпудовой гире, что лучше всего свидетельствовало о том, что он просыпался не в положенное для этого тяжелого процесса время. Тишина. Окружающий лес затих, и ладно бы, если это было предчувствие бури, нет: окружающий мир просто умолк, вымер, застыл в потоке времени зацепившимся за каменистое дно булыжником. Потянулся, встал, окончательно вступил в этот мир, «втянулся» в него… а вот и нет, не втянулся. Мир существовал словно бы сам по себе, и мало того что нагло отказывался его признать, что уже само по себе было неслыханным, так еще и откровенно отказывался делиться информацией о происходящем. «Хм, все любопытственнее и любопытсвеннее», – подумал он и пошагал, верный своей привычке, куда глаза глядят. Уж что-что, а кривая дорожка куда-нибудь да выведет.


Брести уже начало надоедать, и он уже начал было подумывать о том, что есть и другие варианты, как вдруг впереди показалось что-то, явно не вписывающееся в окружающий пейзаж. Ну никак не подходила к сочетанию редкого леса и каменистого обрыва эта странная белая вытянутая трапеция. Лишь подойдя почти вплотную он понял, что это такое: крылья. Сложенные за спиной крылья сидящего на обрыве белого. Тот сидел, свесив ноги вниз и пересыпал песок в ладонях, методично зачерпывая его из окружающего пространства и тонкой струйкой просачивая через пальцы на свежепоявившийся холмик. Судя по высоте холмика, сидел он так весьма давно, что, насколько он знал, ну никак не входило в нормальный распорядок жизни белого. Подошел, аккуратно тронул за плечо. Отшатнулся. В направленном на него взгляде было все, что угодно, кроме того, чему там положено быть. Два мутных лесных озера усталого безразличия смотрели на него в упор, но, похоже не видели. Хотя нет, видели, судя по пробежавшей по губам судороге-усмешке.

– Ну, здравствуй… брат.

– Рад бы сказать тебе то же самое, да язык не поворачивается, – черный присел рядом и привычно потянулся в карман за сигаретой.

– Поделишься?

– Ты же не куришь? –))

– Ага-ага, кто не курит и не пьет тот здоровеньким помрёт… делись давай, сдохнуть мне не светит.

Черный пожал плечами и протянул сигарету. На языке в бешенном танце крутились вопросы, но он как всегда молчал, верный правилу «сам все расскажет». Забавно, это было одно из того немногого общего, что объединяло его с белым.

– Слушай, у меня к тебе просьба есть. Точнее, предложение.

М-м-м?

– Помоги спрыгнуть.

Черный аж поперхнулся.

– Я абсолютно серьезно. Ты мне помогаешь спрыгнуть, а я тебе все это – белый обвел рукой все окружающее – и крылья. Ты же всегда хотел летать?

Черный передернул плечами и поплотнее закутался в плащ. Мир… ему предлагали весь этот мир за какую-то мелкую услугу… да что там услугу, случись это не в такой ситуации белый бы не сидел здесь с ним рядом, а пикировал в пропасть, получив основательный пинок. Власть… неограниченная, вся сосредоточенная в его руках, без этого навязчивого белого, который вечно умудрялся в последний момент испортить всю гадость. И крылья… как же он завидовал белому, способному хоть иногда подняться в воздух, в небо, туда, где бродят облака и рождаются грозы, где развлекается ветер, чья свобода всегда была недостижимой мечтой.

Нет, что-то здесь не так. И пусть не было столь знакомого ощущения, что где-то он что-то упускает, но ТАК ХОРОШО ВСЕ НЕ БЫВАЕТ! Уж это-то он успел понять, это была аксиома.

– Ну, не тяни, я уже не могу ждать.

Э-э-э, обождь. Чего это ты не можешь ждать?

– Покоя. Устал. Не могу больше. Ты ближе этому миру, ты ему роднее, а я как костыль, который все никак не решаются откинуть.

По-ко-я ему захотелось, – в голосе черного послышались привычные нотки утонченного издевательства, – а мне думаешь не хочется? Самый умный, значит, здесь нашелся? Он, значит, на покой, а я тут паши за обоих? А спать я когда буду, а? Нормально так… я между прочим, тоже без отпуска работаю. Вот уж фигушки тебе, братец…

Черный распалялся все больше и больше, даже не обращая внимания на то, что несет почти чушь. Просто он нутром чуял, что это правильный вариант, а уж разобраться он всегда сможет потом, сейчас главным было действие.

– …В общем, фиг тебе, а не пинок под задницу. А еще… а еще… а еще, раз уж я проснулся, то ты просто обязан составить мне компанию в борьбе с алкоголем, пойдем, у меня как раз есть припасенная бутылочка неплохого коньяка.

– Я не пью, ты же знаешь.

– Ага, из мелкой посуды. Точно так же, как не куришь. Пойдем, пойдем… – и черный обхватив белого за плечо повел гулять до «заначки»…

лето 2004

«Бежать-2» (Forrest)

Бежать… Ничего нового в этом старом мире. Куда? Зачем? Опять это «зачем». Бежать. Бежать – как самоцель, как смысл существования, как подтверждение «даже чтобы просто остаться на месте, здесь приходится бежать изо всех сил». You better run. Бежать, оставляя за спиной лица и города, не успевая как следует сказать «здравствуй», и уж тем более не успевая попрощаться. Бежать, перепрыгивая с клетки на клетку этой забавной игры и замирая на мгновение лишь для того, чтобы выбрать на развилке направление. Бежать. Забывая в этом безумном беге все, в том числе и себя, не успевая ухватить памятью события, оставляя на обочине как ненужный груз эмоции, спотыкаясь о коряги сомнений, отбросив для облегчения пути даже знание цели, но все равно бежать. Прыгать по клеткам в монополии, в очередной раз переворачивать фишки в реверси, вести блицтурнир по шахматам с завязанными глазами, отстреливать очередное чудовище в думе (доме?), стрейфясь на автомате, и строить очередной грандиозный план по выигрышу изначально исторически проигранного боя с минимальными потерями, не озадачиваясь тем, кому это все нужно. Игра. Игра отнимает все и ничего не дает взамен… кроме разве что одного: ощущения? чувства? подозрения? состояния? Да фиг его знает чего, но существования. Не виртуального, но реального. И это жесточайший наркотик с привыканием с первой же пробы. Ломки нет, есть лишь гнетущая тоска. И не ощущение, но понимание, что вся остальная жизнь – это то же самое, но на выцветшем мониторе. Бежать. Run, rabbit, run.

30.11.2004
Ангарск





© Samuel Volkov

^вверх^