Иллюстрация Zеллы
|
…она приходит во сне. |
Города. Маленькие и большие. Чистые и грязные. Приветливые и негостеприимные. Они являют в себе многое: цивилизация, толпа, одиночество и люди, люди, люди. Огромное количество людей. В чём-то разных, в чём-то одинаковых. В городе душно, серо и холодно, тысячи лиц мелькают перед глазами, шум транспорта, лязг трамваев…
Я люблю и ненавижу этот город – где я живу. Ржавые тополя, низкие хилые клёны, старые дома с обветшалыми стенами, холодный осенний ветер…
Осень – большая глупость, что-то непонятное, что-то посередине: нечто переходное, сырое и промозглое. Чёрные вороны кружат и теряются в ветвях вечнозелёных сосен.
Я шёл тогда по проспекту, даже не пытаясь спрятаться от дождя. Летний дождь отличается от осеннего тем, что от первого получаешь удовольствие, а от второго – только простуду.
Я мог бы и дальше распространяться на эту тему, только вот сильно закашлял – это точно она – простуда. Надо бы побыстрее домой, но почему-то не хотелось ехать в автобусе, битком набитом суетливыми горожанами.
Вода с чьего-нибудь зонтика точно стечёт мне в ботинок, а какая-нибудь бабушка будет громко возмущаться по поводу плохой погоды и ужасно воспитанной молодежи. Так надоело. Изо дня в день. Вот сейчас все быстро выбегают из трамваев, маршруток и автобусов с троллейбусами и бегут, боясь намокнуть, по домам. Быстрее. Быстрее.
Быстрее.
В подъезд – и дома.
Господи, глупо-то как. И чего они так боятся дождя? Это же – вода. Простая холодная вода. Небесная…
Думают, простынут? Если так думать, то, конечно заболеешь.
А я плакать уже давно разучился. Пусть небо плачет за меня несолёными слезами… и холодные капли стекают по лицу, и кажется, я уже совсем пропитался этими осенними запахами: мокрых листьев, холоднеющего воздуха и куда-то вечно спешащей реки.
Обычно по осени начинаешь вспоминать что успел, что не успел. Этой осенью мне показалось, что всё было зря. Порой думаешь, мол, давно надо было уйти, исчезнуть, раствориться в одной из бесконечных осеней, но как-то по-предательски продолжаешь жить, по-идиотски надеясь на что-то. Продолжаешь зачем-то хранить тонны прожитых страниц, тысячи писем самому себе, сотни беззаботных улыбок лучших друзей, ушедших давным-давно бродить где-то, несчётное количество фотографий, тускнеющих, стирающихся со временем.
Я понимаю, что слаб, что давно сломался, уступив этому миру президентское кресло в стране Меня. Осталась только глухая злоба, потому что я не вершу своей судьбы. Просто был момент, когда я сделал всё, что только мог сделать, но на этом весь лимит свободы у меня иссяк. Я вру себе, жалею себя – а толку? Опять иду домой. Поставлю чайник. Чашка кофе, вечерние новости, немного сна, кофе, работа, опять сон, опять кофе – и уже снова надо выходить из дома. А за окном будет всё та же осень…
Надоело. Хватит жаловаться. Ведь помимо всего прочего у меня есть дело, которому я отдаю, а может и продаю, свою душу.
Вот. Уже десять часов вечера. Привычный подъезд, деревянная дверь… Как подумаю об обволакивающей пушистости и пухлости дивана, то сразу становиться уютно и хочется спать…
Я, наверное, устал. Нет, не так устал, как обычно люди устают в конце рабочего дня, а глобально.
В первую очередь – ждать.
Ждать всего: чужих новостей, пустых телефонных разговоров, ненужных решений, вечно пропадающих где-то трамваев… Просто в один прекрасный момент понимаешь, что ждать-то, в принципе, нечего. А пустота ещё хуже злости. И я злюсь, чтобы только не видеть пустоты… А это уже само по себе – замкнутый круг.
Всё. Всё. Теперь спать. Привычным жестом выключаю свет и падаю в пухлые объятия моего дивана…
Спать…
Поздний вечер. Последняя маршрутка. Вдоль центральной улицы горят жёлто-ржавые глазья фонарей. Все как обычно суетятся, и по серебристым дорожкам троллейбусных проводов бегают вслед за машинами отражения фар.
Она.
Черные косы двумя тяжёлыми питонами улеглись на груди. Несколько выбившихся прядей на лице. Она сидит рядом с водителем и не отрываясь смотрит вдаль через лобовое стекло. Жёлто-рыжие глаза, светлые и ясные, вместе с чёрными волосами создают жуткое ощущение – красиво и… как-то необычно, неестественно…
Не произносит ни слова, но шофер останавливает машину именно там, где нужно. Беззвучно бросает ему сложенную пополам бумажку и выходит, не дожидаясь сдачи.
Становится в тень переулка и растворяется в её чернильной темноте. Волосы отливают серебром, ещё секунда и блеск тоже исчезнет. Остаётся только странный дурманящий запах свежести, хвойного леса после дождя и прохладной осенней ночи.
Какой отстой! Сколько ни смотрю телевизор – ничего нового. Что ж, так тоже надо уметь: сделать из ничего – сенсацию, а из человеческой трагедии – целое шоу. Взял и выключил, щёлкнув кнопкой пульта дистанционного управления. Этот дурацкий ящик с антенной где-то на крыше уже порядком начал меня доставать. Стоп.
А чего это я… злюсь?
Как тяжело дышится. Вся жизнь, словно нудный кошмарный сон. Временами перестаёшь воспринимать реальность как реальность, и радость становится уже не радостью, а чем-то смутным, едва знакомым, боль уже не бывает болью, разве что чем-то тягучим и пульсирующим где-то внутри. Многое становится абсолютно неважным.
В какое чудовище я, наверно, превратился! Муть в голове, да и работаю уже не столько по желанию, сколько по привычке.
На монитор и ему подобное смотреть не могу, но дело делаю. До тех пор, пока не начнёт вырубать прямо за клавиатурой. Такое ощущение, что запахами кофе и табака пропитался даже пластиковый коврик для мышки.
Слишком много кофе и сигарет.
Вечно полные пепельницы. Самому надоело. Надо будет выбросить.
Сейчас уже ночь. До дел ещё рано, а до развлечений – уже поздно. Я предательски потянулся за очередной пачкой. Рядом с ней лежал коробок спичек. Это, конечно, не ахти, но топать за зажигалкой было просто лень.
Как только мягкий рыжий огонь впился в кончик сигареты, я замер. Интересно, сколько уже времени?
1:15:38 – показали мне часы в титановом корпусе. Тёплые оранжевые блики появились и исчезли, чуть дрогнув, – спичка прогорела, и я одернул руку. Цифры были перевёрнуты. Одел, не глядя – лишь бы одеть.
Сегодня приходила Клодия.
Опять.
И мы снова занимались любовью. Ни черта она не понимает ни в моей жизни, ни в моей работе.
Я задумался и выдохнул сигаретный дым. Зачем она приходит? Мы же оба понимаем, что это никому не нужно.
Вдруг меня кто-то позвал. Нет. Наверное, показалось. Никогда не слышал этого голоса:
–
Душно. Накурено.
Я открыл окно и в комнату ворвался прохладный осенний ветер с запахами свежести и увядшей листвы. Наверное, небо никогда не бывает так близко к земле как кажется сейчас. Не бывает темнее, а звёзды – ярче. Небо впилось в меня своими звёздными глазами…
Вдруг в комнату влетел ворон, а я так был заворожен звёздами и холодом, что от неожиданности вздрогнул, испугавшись. Ворон сел на лампу, совсем по хозяйски чувствуя себя у меня в доме. Я попытался его выпроводить, но он глухо захлопав крыльями, заметался по комнате, а после исчез так же внезапно, как и появился.
Я закрыл окно. Хватит на сегодня. Чёрт с ней, с работой, так и свихнуться недолго. Надо лечь спать.
Уже через час я спал сном младенца…
– Вельвир, Вельвиррр, – шептали мне во сне чьи-то немые губы.
Потом этот кто-то вышел из тени, которую образовали плотные шторы. Это был тот самый ворон. Медленно и чинно он вышагивал передо мной, как на параде.
–
Птица исчезла, и из той же тени вышла чья-то тёмная фигура. Чёрные волосы, заплетённые в две косы, и … яркие жёлтые глаза … стали видны, когда она подошла ближе и её лицо осветилось лунным светом из приоткрытого окна.
Я был просто заворожен. Я замер, впервые почувствовав себя кроликом перед удавом. Её глаза не отпускали меня, ещё немного и я … наверное, уже никогда не забуду её взгляда.
Она подошла ближе. Неслышно. Тихо-тихо. Протянув руку, провела по моей щеке. Это было так странно: прикосновение было лёгким, едва заметным, что если бы я её не видел, то, думаю, не обратил бы внимания. Так это было похоже на прохладное дуновение ветра. Но вместе с тем прикосновение её руки так потрясло меня, будто она тронула не щеку, а мою душу.
Стало страшно. Я бы подумал, что это сон, но она была реальна… Приблизилась ко мне так близко, что я увидел светло-карий ободок у её невероятно жёлтых глаз и широко раскрытые пятна зрачков…
Я сдался ей в первом же бою.
Полностью.
Безоговорочно.
Или я просто уступил себе. Другому себе, с которым веду постоянную войну, и малейшее преимущество над ним давало мне чувство превосходства, уверенности и осознания себя. Тот, другой я, ничем не поступился ради своих желаний. И я…
Я отпустил себя. Разрешил себе проиграть, потому что так хотел этого. Победа была бы горше поражения, а этого бы я себе не простил… Так сложно… Нет, хватит, ведь так хорошо ни о чём не думать…
Сырое осеннее утро. Тягучей ленивой массой подрагивал от ветра туман. Обжигающе холодная роса уже стала превращаться по утрам в тонкую плёнку инея. В угрюмом предрассветном сумраке просыпался, шумно вздыхая, огромный город. Вдалеке фыркали автобусы, дребезжали продрогшие коробочки-трамваи, пронзительно скрипя рельсами на поворотах.
Скопившаяся за ночь влага на окнах разрезала стекло на множество вертикальных подтёков. Серый сумрак остывшей комнаты постепенно светлел, становясь невыносимым. В воздухе тонкой ядовитой змейкой прополз запах полиэтилена, словно кто-то расстелил свежую, только что купленную пластиковую скатерть. К утру на столе остались крошки, фантики и два пустых бокала. Тщательно отштукатуренные стены представляли собой образец белой пластиково-синтетической чистоты. Стеклянный журнальный столик, ваза, тоже прозрачно-холодная, хрупкие искусственные цветы и искрящийся лёд бокалов – всё какое-то жёсткое, прохладно-колкое… как мои отношения с Клодией.
Мы с ней вчера пили вино… Мне стало тошно при мысли о ней. Клодия рядом уже несколько лет, а я только сейчас открыл глаза и увидел сколько места она методично, дюйм за дюймом, занимала в моей жизни. А отступать, по-видимому, и не собиралась.
Что-то произошло внутри меня, я как бы и не жил до того момента, пока не увидел эти странные жёлтые глаза…
Мне отвратительна сама мысль о том, что раньше я не замечал того, что вижу сейчас…
Нет, нет, нет… наверное, я просто переутомился, мне всё приснилось, хотя вполне реалистично, сейчас вот пойду выпью чашечку крепкого кофе и всё пройдёт…
А вдруг не пройдёт?
Уже вечером я понял, что что-то не так. Ощущение реальности не приходило. Я это не только понял, но и начал убеждаться в этом.
Она приходила каждую ночь.
Каждую ночь я забывал о себе, обо всём.
Каждую ночь моё сердце умирало.
Каждую ночь я предавал себя, а поутру ругал на чём свет стоит за то, что слаб, за то, что я опять всё себе напридумывал.
Днём мне казалось, что это сон, ночью – что нет ничего кроме этого сна. Я окончательно запутался.
Я уже не верил себе. Тому себе, который живёт после захода солнца. Сейчас всё изменилось. Я не принимаю мир вокруг меня. Он мне больше не нужен. Мир, освещённый солнцем или сумраком пасмурного дня, мир бесконечной суеты перестал существовать для меня.
Я ждал вечера. Засыпал, но вдруг появлялась она… Может действительно мне всё снилось…
Стылое утро. Поздняя осень. Листьев на деревьях уже нет – они превратились в чёрно-коричневую ломкую массу, путающуюся среди увядшей травы. Тоненькие веточки-прутики тянутся вверх, выше, создавая густую сетку на фоне пасмурного неба. Кое-где ещё остались прихваченные морозом полупрозрачные бусины-ранетки… С утра шёл снего-дождь…
Клодия купила молотого кофе, сыр и немного яблок, и теперь шла по просыпающемуся городу, серому и неуютному, с трудом открывающего свои глаза прямо к небу.
У неё был ключ.
В квартире Вельвира она остановилась на пороге, положила пакет с покупками на пол и сняла обувь. Как-то так привычно, по-хозяйски. Что ж, это было недалеко от правды. Кто бы ещё так нежно и заботливо помогал Вельвиру во всём? Предугадывал его желания и старался облегчить его жизнь? Вот и сейчас Клодия принесла еду, ведь наверняка у него пустой холодильник.
Вельвир спал, когда она вошла в комнату. Он раскинулся на разметавшихся простынях…
Клодия ахнула – она только сейчас заметила, что на спинке кровати сидит ворон. Недвижно. И не мигая смотрит на неё, слегка наклонив голову набок. Это длилось какие-то мгновения, но этого было достаточно, что бы Клодия почувствовала, что это был не просто ворон…
Шумными хлопками рассекая воздух, взлетел и исчез, растворившись в леденящей пустоте открытого окна.
– Почему так холодно? – хриплым ото сна голосом спросил Вельвир.
Клодия хлопнула створкой окна, затем подошла и присела на край кровати. Пригладила взъерошенные волосы Вельвира. Если приглядеться, то стало бы заметно, что её пальцы чуть дрожали.
– Я… кофе сварю, а ты собирайся, тебе же на работу пора, – сказала Клодия и в полной растерянности побрела на кухню. Её пугало то, что происходило здесь. Как-то не укладывалось в голове, да и какое-то смутное предчувствие… Она решилась сказать об этом Вельвиру.
– Я боюсь за тебя, – выдавила из себя Клодия, – ты стал таким уставшим… ты заболел? А то ты спишь с открытым окном. Утром я видела даже, птица залетела в комнату… ворона, кажется…
Вельвир вздрогнул и пролил горячий кофе на стол.
– Ворон?
Клодия удивлённо захлопала ресницами и кивнула. Вельвир покосился на окно, затем как-то комкано бросил:
– Мне на работу…
И выбежал из дома, быстро одевшись.
Мне тяжело дышалось даже на свежем воздухе. Что за чертовщина такая? Значит, всё это не снилось? Одна часть моей души ужаснулась, а другая обрадовалась… Я уже не знал чему верить. Явно не себе…
А тогда кому?
Я глубоко вздохнул и выдохнул белесый пар, потом собрался с мыслями и пошёл на работу.
На каторгу.
Потому что я всё ещё видел приснившиеся мне глаза странно-жёлтого цвета…
Вглядывался в мерцающий монитор и вспоминал ночной холод, каким дышало открытое окно. Я снова ждал вечера, что бы заснуть и увидеть её.
Глупо.
День прошёл как сотни подобных дней: с перерывом на обед и многозадачными взглядами начальства. Я задержался на работе – хотел устать посильнее, что бы потом побыстрее уснуть.
Ехать пришлось в полупустом троллейбусе. Вечером едешь вот так и кажется, что на зимний город как на бисерную подушку нанизаны тысячи упавших звёзд, а посмотришь на небо и получается будто оно – тусклое зеркало. Город ярче. Ближе. Но такой же холодный, несмотря на белый, согревающее-рыжый свет фонарей.
Бывает так, что идёшь по старым улицам и в голову заползает чудовищно простая и одновременно невероятная мысль. Столько людей! Все живут рядом, здесь… а я никого не знаю. Они все чужие, незнакомые, неузнанные. Может это тени… или это я – тень, что они глядят, но смотрят сквозь меня.
Я был так поглощён незнакомым ощущением собственной несущественности, что не заметил как на одной из остановок зашла девушка… она стояла ко мне спиной, около двери. Кожаный чёрный пиджак, из-под него выглядывал тёмно-фиолетовый свитер с высоким воротником до самого подбородка. Даже на расстоянии от него в этот прохладный вечер исходило чувство тепла, защищенности и уюта. Я сам поёжился, пытаясь поглубже втянуть шею в растянутый ворот моего серого свитера. Только сейчас заметил как холодно… Брр!
Незнакомка притягивала мой взгляд, хотя я вовсе не был расположен с кем-либо знакомиться в общественном транспорте. Но всё же я продолжал рассматривать её. Чёрные волосы были заплетены в косы, но я не видел, какой они были длины, поскольку они лежали у неё на груди косами. Я переместил свой взгляд вниз по спине… и тут она обернулась, и я поднял глаза…
– Здравствуй, Вельвир, – сказала она мне и улыбнулась своими жёлтыми глазами.
Я закаменел.
Но в следующий момент троллейбус дернулся вперёд и замер. Свет в салоне погас и исчезло привычное жужжание. Это обычно происходит – слетел с проводов.
Когда водитель всё исправил быстрыми привычными движениями, включился свет, но…
Её не было.
Она растворилась в темноте.
Стоя перед дверью, я пытался откопать ключи из бездонных карманов, но тут щёлкнула задвижка, и мои удивленные глаза увидели Клодию.
– Что ты здесь делаешь? – с раздражением спросил я.
Я не хотел её обидеть, просто переваривал случившееся по пути, а она…
– Я прибралась немного и приготовила тебе ужин… Может, поговорим, а то ты так изменился… – проговорила она после паузы.
Что мне ей сказать? Спасибо за ужин? Но я бы и сам справился. Ладно, поговорим? Но мне было не о чем, да и незачем с ней говорить. А то и вовсе не хотелось.
– Спасибо, – наконец выдавил я из себя, – хм… может, тебе стоит пойти домой?
– Что?
– Уходи.
Это слово разорвало воздух, как выстрел, будто кто-то невидимый взял и перерубил всё, что между нами было.
Раз! И всё. Только свистнул между нами топор судьбы, которую всякий выбирает сам в каждую секунду своего существования.
Она ушла.
Клодии больше нет.
В моей жизни.
Я ждал. Ждал вечера, когда, засыпая, попадал в другой мир, где были только мы: я и она.
Я поверил. Окончательно убедился, что она существует.
Я открывал окно для ворона, потому что сначала появлялся он, а потом… потом я видел её.
Чёрный шёлк её платья. Блеск серебра сквозь нити чёрных волос… как иней на застылой земле… Её пальцы… всегда прохладные, такие тонкие и изящные, казались ещё более хрупкими под тяжестью серебряных колец.
Она всегда была с вороном, будто была его частью…
После того как я засыпал, а, может, я просто погружался в тёплую темноту, падал в вязкий полусон, я не хотел просыпаться.
Не хотел.
Проходил день за днём – я стал ненавидеть солнечный свет. Словно солнце, вползая в мою комнату, тыкало мне, мол, ты – один. Никто о тебе не позаботится.
Никто.
Наверное, это и есть одиночество. Я не хотел этого, но оно жжёт, ноет внутри. Лучше делать всё как заведено… Но это тоже форма одиночества, только сразу не отличишь его от привычки. Когда как-то сразу и не догадываешься…
Хм, нет никого?
Солнце, наверное, намекало на Клодию. А что? Повстречаемся… ещё с пару месяцев, поженимся… может быть, дальше – дети, жареные плюшки по воскресеньям, вечерние новости, футбол, газеты, пиво с сослуживцами по пятницам… отращу животик годам к сорока…
Глупости. Одна банальщина.
Я, наверное, то ли к этому не готов, то ли не таким родился. Мне мало. Мне не интересно. Да и… не смогу я быть ни с кем, кроме…
А она никогда не придёт днём! Только в темноте. И я стал зашторивать окна, чтобы она побыстрей пришла – кому какая разница, что я делаю и чем живу! Днём я одинок, но… придёт она…
Я не хочу.
Не хочу.
Не хочу больше быть без неё… Надо заснуть. Заснуть и всё. Зачем просыпаться? Ведь тогда мы будем навсегда вместе.
Наступил вечер. Выпал первый снег, и от него исходило странное ощущение теплоты и морозного света. Я открыл окно, и сразу лёгкие обожгло свежестью. Вдохнул и закрыл глаза.
Решено.
Спустя полчаса я сидел в кресле перед окном, виднелись колючие звёзды в разрывах туч, у ног валялся пустой контейнер из-под снотворного. Мне не было ни страшно, ни холодно. Я был рад. И безумно счастлив.
Я был свободен.
Мне было тяжело поднять веки, но даже сквозь полузакрытые глаза я различил её образ. Она шла навстречу мне и улыбалась.
Я улыбнулся в ответ.
Её волосы тонкими плетями спускались вниз и чуть вздрагивали при каждом шаге. На запястьях и шее, как всегда, блестело старое серебро. Длинное платье казалось живым и шелестело под позднеосенним ветром.
Тут в окно влетел ворон и сел мне на руку. Чуть склонил голову и впился своими глазами-бусинами в меня.
– Карр, – прокричал ворон, – что ж ты заглядываешься на чужих невест?
Но я, не отрываясь, смотрел в даль, где была она.
Улыбалась мне.
И ждала.
А за окном пошёл снег…
Иркутск, 2001
P.S.
|
© Kork <mailto:hild@front.ru, http://cecilia.narod.ru> |